Лев Кругликов - Юридические конструкции и символы в уголовном праве

Расхождения во мнениях объясняются, в первую очередь, отсутствием должной ясности в толковании понятий. Сторонники первой точки зрения трактуют понятие непосредственного объекта расширительно: не только как то общественное отношение, которое «характеризует отдельный вид преступления, предусмотренный соответствующей статьей Особенной части…» [113] 11 ^ Уголовное право. М., 1947. С. 68. , но и как конкретное общественное отношение, «против которого прямо и непосредственно направлено одно или несколько преступлений» [114] Советское уголовное право. Общая часть. М., 1981. С. 118. . Встречаются и противоречивые суждения: с одной стороны, под непосредственным понимается тот объект, на который «непосредственно посягает преступление», а с другой – утверждается, что такой объект принят законодателем за основу классификации преступлений внутри главы [115] Советское уголовное право. Общая часть. М., 1972. С. 53. . Сторонники второй точки зрения расширительно толкуют понятие видового объекта, подразумевая под ним как тот, который характерен для определенной группы преступлений (убийств, хищений), так и тот, на который посягает определенный вид преступления (например, дезертирство) [116] См.: Коржанский Н. И. Указ. соч. С. 73. . В конечном счете, при расширительном толковании видового и непосредственного объектов происходит отождествление их, они теряют свою самостоятельность.

По нашему мнению, упомянутые объекты следует разграничивать по их содержанию. Применительно к группам преступлений, выделяемым в пределах соответствующей главы Особенной части, точнее будет оперировать понятием группового объекта как такого общественного отношения, на которое посягает определенная группа преступлений (хищения, преступления против жизни, посягательства на честь и достоинство и т. п.). Значимостьютакого рода объекта должна определяться последовательность расположения групп преступлений внутри главы.

Обозначение рассматриваемого вида общественных отношений как «группового» объекта тем более оправданно, что в ряде случаев возникает необходимость в продолжении деления, а именно – в расчленении групп на подгруппы по признаку «подгруппового» (по иной терминологии – подвидового) объекта. Так, применительно к главе 24 «Преступления против общественной безопасности» ряд авторов подвергает более дробному делению первую из основных групп – «Преступления против здоровья». Например, Р. Р. Галиакбаров выделяет в рамках этой группы с учетом подгруппового объекта: а) общие виды преступлений, б) преступления, связанные с незаконным оборотом наркотиков, в) преступления, связанные с причинением вреда здоровью граждан или с побуждением к отказу от исполнения гражданских обязанностей либо совершению иных противоправных деяний по религиозным и иным мотивам [117] Уголовное право России. Часть Особенная / Под ред. Л. Л. Кругликова. М., 2004. С. 484. .

Что касается расположения отдельных составов внутри групп (подгрупп), то оно должно осуществляться с учетом важности видовыхобъектов, сравнительной тяжести преступлений по характеру их общественной опасности.

Таким образом, в основе построения системы Особенной части уголовного законодательства лежат: 1) межродовой объект, а также важность межродовых объектов, 2) родовой объект – важность родовых объектов, 3) групповой объект – важность группового объекта, 4) подгрупповой объект – важность подгруппового объекта, 5) видовой объект – его важность.

Поддерживая в целом идею о выделении наряду с родовым и видового объекта, поскольку она «имеет практическое значение и может быть использована при построении системы той или иной группы преступлений», В. Я. Таций вместе с тем оговаривается, что «она не должна противоречить трехстепенной классификации объектов – наоборот, она может существовать только наряду с ней…» [118] Таций В. Я. Указ. соч. С. 88. Вряд ли такое суждение верно, ведь столь же успешно можно утверждать, что идея о выделении родового или непосредственного объекта не должна противоречить двухстепенной классификации. И вовсе непонятно, почему выделение видового объекта может существовать только «наряду» с трехстепенной классификацией, а не внутри нее, не преобразовать ее в четырех– или шестистепенную.

По нашему мнению, классификация по «вертикали» должна охватывать, ввиду существующих в УК РФ реалий, семь категорий объектов: общий, межродовой, родовой, групповой, межгрупповой, видовой и непосредственный. За исключением первого и последнего, остальные имеют троякое значение: во-первых, помогают законодателю определить характер общественной опасности посягательств на эти отношения (объекты); во-вторых, позволяют осуществить научную и законодательную классификацию преступлений и норм, предусматривающих ответственность за их совершение; в-третьих, служат основой расположения законодательного материала «по определенной системе, подчиненной единому объективному критерию» [119] Советское уголовное право. Часть Общая: Учеб, пособие. Свердловск, 1972. С. 61. – Суждения, высказанные авторами применительно к родовому объекту, справедливы, на наш взгляд, относительно и остальных четырех видов объекта (межродового, группового и межгруппового, видового). .

Следует, однако, признать, что в действующем уголовном законодательстве роль группового, межгруппового и видового объектов не так уж и очевидна: строгой компоновки норм внутри глав не осуществляется, соответственно четко не проявляется значимость этого объекта в процессе кодификации. Подобное положение ненормально и лишает Особенную часть Уголовного кодекса необходимой стройности, логичности.

Так, в главе 21 УК РФ «Преступления против собственности» ответственность за хищения предусмотрена ст. 158-162, 164, хотя, исходя из общности группового объекта, не было смысла отрывать состав хищения предметов, имеющих особую ценность, от иных форм и видов хищения. Недостаточная продуманность в вопросах компоновки преступлений и норм затрудняет оценку того толкования, которое дано Пленумом Верховного Суда СССР в 1986 г. относительно сущности вымогательства: «…при вымогательстве угроза насилием направлена на получение имущества в будущем, а не в момент применения угрозы» [120] Бюллетень Верховного Суда СССР. 1986. № 6. С. 6. . Известно, что ранее в теории и практике иначе трактовали состав этого преступления, отграничивая его от грабежа и разбоя по моменту реализации угрозы, а не получения имущества [121] См., например: Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР. М., 1984. С. 296; Уголовный кодекс Российской Федерации: Научно-практический комментарий / Под ред. Л. Л. Кругликова и Э. С. Тенчова. Ярославль, 1994. С. 283. . Показательно, что обе эти ситуации объединены при трактовке вымогательства Пленумом Верховного Суда.