Данил Винницкий - Российское налоговое право

Итак, насколько верно финансово-правовая наука восприняла положения праксиологии? Могут ли они быть в принципе использованы в качестве ее методологической основы? Вот важные вопросы, которые следует задать прежде всего. Рассмотрим их подробнее и попытаемся дать на них ответ.

Общеизвестно, что теория управления (и теория государственного управления, в частности) считается одним из многочисленных подразделений праксиологии (теории деятельности). (Праксиология – теория человеческой деятельности – возникла из политической экономии классической школы. Термин «праксиология» впервые был использован еще в 1890 г. Эспинасом [126].)

При этом первое, на что следует обратить внимание в нашем случае, – это то, что «праксиология занимается деятельностью отдельных людей. И лишь в процессе ее исследований появляется знание о человеческом сотрудничестве, а социальная деятельность трактуется как особый случай более общей категории человеческой деятельности как таковой» [127]. Напротив, деятельностный («праксиологический») подход в финансовом праве de facto игнорирует человеческую деятельность как таковую. Субъектами финансовой деятельности признаются лишь коллективные образования, выступающие как носители власти [128].

Видный представитель западной либеральной традиции Людвиг фон Мизес отмечал: «Праксиолог, исследователь человеческой деятельности, не может игнорировать воздействие волений и намерений действующего существа; это факты, не подлежащие сомнению. Если бы он ими пренебрег, то прекратил бы изучать человеческую деятельность» [129]. В финансово-правовой концепции деятельности вопросы воли, волеобразования и мотивации (намерений) индивидуумов не принимаются в расчет при конструировании целей, средств и способов данной деятельности, акцент делается на ее технической стороне.

Праксиология выполняет для многих общественных наук методологические функции по той причине, что исследование деятельности под определенным углом зрения является как бы основой для дальнейшего изучения более сложных явлений, опосредуемых деятельностью. В частности, деятельностный подход в экономике предполагает переход от собственно деятельности индивидуума (так называемый «аутистический обмен»), иначе говоря, элементарных явлений общественной жизни, к формам коллективной деятельности или «сотрудничеству» («межличностный обмен») [130], т. е. к вопросам взаимодействия субъектов, к отношениям (иначе говоря, к более сложным явлениям). В психологии также имеет место переход «от анализа деятельности к анализу ее психофизических механизмов». Таким образом, деятельностный подход в психологии используется для распознавания и изучения более сложных явлений реальности (образования и перестройки «ансамблей психофизических функций», «функциональных мозговых систем» [131]и т. д.). Напротив, вводимая в науку финансового права категория «деятельности» («финансовой деятельности»), вопреки формально провозглашенным «праксиологическим» подходам, признается не элементарным понятием, необходимым для конструирования производных категорий, отображающих уже более сложные явления, а определяется как базовая финансово-правовая категория, по отношению к которой иные финансово-правовые понятия носят логически или функционально подчиненный характер.

В философских исследованиях разрабатывается главным образом идущее от Гегеля членение деятельности, в соответствии с которым ее основными элементами (сторонами или моментами) выступают цель, средство и результат. При этом имеется в виду, что результат, поскольку он достигнут, предполагает данную деятельность законченной, а в другую входит в качестве средства [132]. В финансово-правовой доктрине общим местом стал тезис о том, что конкретные юридические связи (финансовые правоотношения) возникают в сфере финансовой деятельности государства и муниципальных образований. Более того, «возникновение в сфере финансовой деятельности» рассматривается как обязательный признак финансового правоотношения. Таким образом, по существу финансовая деятельность трактуется как нечто стабильное, «застывшее», в рамках которого возникают, изменяются и прекращаются отдельные финансовые правоотношения. Следовательно, абсолютно не учитывается то обстоятельство, что праксиологическая система в отличие от логической системы (например, системы юридических категорий) содержит в себе категории и времени, и причинности. В частности, время признается важнейшим праксиологическим фактором [133].

Из изложенного вытекает, что ответы на поставленные выше вопросы, полагаем, должны быть следующими. Концепция финансовой деятельности в ее сложившемся виде не отвечает определенным праксиологическим установкам. Финансово-правовая наука выработала собственные подходы к пониманию структуры и характера деятельности, методологические основания которых спорны. Между тем выводы общей теории деятельности имеют существенное значение для правоведения и должны учитываться отраслевыми юридическими науками. Э. Г. Юдин обоснованно отмечал, что понятие деятельности должно быть «структурно развернуто применительно к определенному предмету изучения» [134]. Из этого, как верно уточняет Б. П. Курашвили, не следует, что «каждая отрасль обществоведения должна иметь свое собственное, особое понимание деятельности. Очевидно, что все отрасли обществоведения … должны опираться на единое общее представление о структуре деятельности» [135].

Вторым этапом рассмотрения проблемы теоретической обоснованности и практической применимости категории «финансовая деятельность» должен быть анализ ее обоснованности с точки зрения юридической науки. Этот анализ предполагает рассмотрение трех взаимосвязанных вопросов. Во-первых , насколько в принципе обосновано сложившееся понимание категории финансовой деятельности, т. е. насколько это понятие как научная абстракция отражает реальные явления и процессы общественной жизни, им обозначаемые? Во-вторых , точно ли определено место категории «финансовая деятельность» в категориальном аппарате финансово-правовой науки, иначе говоря, верно ли определены логические и функциональные отношения этой категории с другими финансово-правовыми понятиями? В-третьих , поскольку перед юридической наукой (в ее прикладном значении) всегда стоят конкретные прагматические цели, необходимо рассмотреть практическое значение указанной категории, в том числе в аспекте вопросов законодательной техники и в плане построения финансового права как науки и учебной дисциплины. Отвечая на эти три вопроса, можно выделить следующие моменты.