Данил Винницкий - Российское налоговое право

Таким образом, категория финансовой деятельности обретает научную ценность для правовой науки лишь в плане исследования соотношения реального поведения участников правоотношений с их правами и обязанностями. Р. О. Халфина справедливо обращает внимание на то, что «исследование реального поведения участников правоотношения в соотношении с их правами и обязанностями раскрывает соотношение формы и содержания, соответствие реального поведения установленной правом модели. Иными словами, именно здесь можно увидеть результат действия нормы, определить ее место в системе факторов, мотивирующих поведение, наметить пути повышения эффективности нормы. Вряд ли нужно доказывать, насколько такой анализ необходим для того, чтобы возможности воздействия, специфические для права, были максимально использованы» [161].

5. Л. фон Берталанфи писал, что с появлением общей теории систем «мы получили новый компас для научного мышления, но очень трудно продраться между Сциллой тривиальности и Харибдой ложных неологизмов» [162]. Вероятно, эти слова справедливы ко всем случаям, когда возникает проблема применения достижений любых фундаментальных теорий, определяющих методологические подходы к решению тех или иных вопросов, в конкретных научных сферах, в том числе в отраслевых юридических науках. К сожалению, и в науке финансового права при использовании достижений теории деятельности и государственного управления, по всей видимости, не удалось успешно обойти названные выше препятствия.

Так, разработка категории «финансовая деятельность» (в соответствующем направлении) повлекла введение в научный оборот целого ряда новых квазиюридических понятий, научная обоснованность которых далеко не бесспорна. Например, при анализе сущности, форм, методов и иных характеристик финансовой деятельности государства происходит «подмена» ряда устоявшихся юридических категорий понятиями, неясными по значению и сфере своего практического применения. Например, «методы», «способы финансовой деятельности» в значительной степени дублируют и подменяют категории метода и способов финансово-правового регулирования, заимствуя многие сущностные черты этих давно разработанных и положительно зарекомендовавших себя понятий.

Появилась тенденция к формированию целой «теневой» системы финансово-правовых категорий. Можно даже предложить дальнейшие направления такой работы. Например, для любой деятельности принципиальное значение имеет анализ «субъективности ее цели» и «объективности ее содержания» [163]. Почему бы не ввести понятие «субъективной цели финансовой деятельности» – своеобразный аналог фундаментальной межотраслевой категории субъективного права? Затем перейти к основаниям возникновения, изменения содержания и прекращения финансовой деятельности и т. д. Но возникает резонный вопрос: в чем состоит ценность таких понятий, если познание финансово-правовой действительности может осуществляться с опорой на сложившуюся юридическую терминологию, на основе которой построена вся система российского права и законодательства [164]?

6. К изложенному ранее следует добавить, что в рассматриваемой конструкции «финансовая деятельность» имеются, на наш взгляд, чисто логические недоработки. Например, финансовое правоотношение порождается явлением (финансовой деятельностью государства), содержание которого оно в то же время составляет. Одновременно остается непонятным, чем отличается финансовая деятельность, облеченная в правовую форму, от финансового правоотношения, которое также является отношением в определенной правовой форме. Чем же отличаются друг от друга эти две «правовые формы»?

В литературе указывается на «управляющее влияние субъекта финансовой деятельности – государства на объект и, соответственно, определенного рода подчинение объекта субъекту этой деятельности». При этом, как отмечалось ранее, в качестве соответствующего объекта называются «экономические отношения», «отношения собственности», в конечном счете, «доходы, накопления различных субъектов». Однако остается неясным, как отношения подчинения могут существовать между государством и другими «отношениями» или материальными благами (причем благами, принадлежащими субъектам, имущественная база которых не основана на публичной форме собственности)?

Неясно также, почему средством финансовой деятельности, в содержание которой входят правовые отношения, т. е. урегулированные нормами права общественные отношения, выступают правовые нормы. Как должны соотноситься между собой правовые нормы, урегулировавшие содержание финансовой деятельности, с теми, которые выступили в качестве средства ее осуществления? И что это за третьи правовые нормы, которые придали правовую форму самой финансовой деятельности и пр.?

7. Практические следствия разработки категории финансовой деятельности в рассмотренном выше ключе проявляются и в многочисленных повторениях при изложении материала системы курса финансового права. Действительно, анализ многих учебников и учебно-методических пособий по финансовому праву показывает, что недостатки категориального аппарата науки финансового права приводят к дублированию излагаемого материала. Например, изучение общей части многих учебников по финансовому праву свидетельствует о значительной степени совпадения разделов, посвященных: 1) понятию финансов; 2) понятию и содержанию финансовой деятельности; 3) предмету финансового права; 4) финансовым правоотношениям. И это не удивляет, поскольку во всех четырех случаях речь идет нередко об одном и том же: правовых связях между участниками финансовых отношений. Разница состоит в том, что в первом разделе материал подается в экономическом ключе, на «языке» экономической науки. Во втором разделе экономико-правовые проблемы, интересующие финансовое право, рассматриваются с позиции активной роли государства в соответствующих отношениях (деятельностный подход). При этом другие участники соответствующих отношений (физические лица, организации), если и не сводятся до уровня объектов указанной деятельности, то, по крайней мере, выводятся за скобки основной темы изложения. В третьем разделе материал воспроизводится заново. При этом финансы уже рассматриваются как предмет правового регулирования, а вопросы финансовой деятельности органично вплетаются в проблемы финансовых отношений. Наконец, третий и четвертый разделы также в какой-то степени перекрещиваются, поскольку любые финансовые отношения, в принципе не способные существовать вне правовой формы, всегда выступают в виде правоотношений.