Юрий Пуздрач - История российского конституционализма IX–XX веков

Сначала этот паритет отношений, по-видимому, поддерживался: христианские императоры не вмешивались в дела церкви (Константин, Валентиниан Маркиан, Феодисий I, Феодисий II и др.), а церковь в ответ формулировала обязанности верующих по отношению к государству: «надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести» (Посл. ап. Павла к Римлянам, 13:6). Наконец, Августин (354–430), почувствовав, наверное, появляющиеся амбиции светской власти, говорит о том, что если власть приказывает что-то противное божественной воле, то можно ее не слушать: сказано, несть власти, нежели от Бога; все исходящее от Бога хорошо устроено; так дайте нам власть, хорошо устроенную, и мы не будем сопротивляться. Надо сказать, что пастыри открыто порицали нечестивых правителей, установки которых нарушали тот порядок, который ввел Константин Великий. [262] См.: Воейков Н. Н. Церковь, Русь и Рим. С. 467–468. Так выстраивалась симфония властей, т. е. система взаимоотношений между церковью и государством. [263] В дальнейшем обряд венчания на царство (коронация), родившийся в Византии и ставший, по существу, политическим актом, был признан во всех государствах Европы.

На Халкидонском соборе (451 г.) восточная церковь была включена в ритуал избрания и освящения императорской власти. В 451 г. впервые в истории император Маркиан был венчан на царство константинопольским патриархом.

Этим актом формально подтверждалась истинность идеи о превосходстве духовной власти. [264] Акт коронации императора, при котором василевс получал венец из рук патриарха, должен был не только связать государя тесными узами с церковью, но и возвысить его власть в духовной сфере: василевс единственный из мирян получал право доступа в алтарь и участия вместе со священниками в совершении литургии (см.: Культура Византии. М., 1989. С. 62). Кроме того, на том же Соборе, не без усилий императора, константинопольский патриарх получил первенство над другими православными иерархами, а восточная церковь тем самым завершила совершенствование своей организации. Таким образом, интерес государства и церкви, будучи взаимным, завершился союзом. В частности, указами императора Маркиана в 452 г. началось государственное преследование религиозного инакомыслия: сочинения еретиков уничтожались, собрания запрещались, участие в них влекло за собой телесные наказания, штрафы, конфискацию имущества, ссылку, изгнание с государственной службы людей, проповедовавших другие формы религии. [265] Преследование еретиков началось после решений того же Халкидонского собора.

Постепенно влияние императора на церковные дела усилилось; дальнейший же ход истории показал, что духовная власть стала лишь прикрытием власти политической. В результате система государственной власти получила еще один элемент – церковь и ее собственность. Право государства на церковное имущество признавалось неоспоримым.

Указание на божественное происхождение императорской власти в Византии разумелось в словах «во Христе верный» и предполагало право императора быть не только защитником и покровителем церкви, но и блюстителем чистоты веры (ортодоксии). [266] См.: Культура Византии. С. 62.

Византийский император, ставший главой церкви, имел возможность и право вмешиваться в ее важнейшие дела, но и церковь была под покровительством государства, использовавшего власть для поддержки решений церкви на всей своей территории. Именно о такой царской обязанности напоминал Патриарх Константинопольский Василий I в 1993 г.: «Царство и Церковь имеют между собой тесное единение и общение, и невозможно отделить одно от другого». [267] См.: Митрополит Московский Макарий. История русской церкви. СПб., 1886. Т. 5. Кн. 2. С. 480–481.

Юстиниан первым из императоров Византии осознал вселенское значение и величие императорской власти; в годы его правления была сформулирована идея объединить мир под началом империи и христианства. Он ощущал себя верховным правителем своих подданных, вне зависимости от их происхождения, богатства и прошлых заслуг.

Во времена Юстиниана (527–565) власть императора над церковью стала абсолютной. Он увлекался теологией и считался признанным теоретиком религии, автором законодательной регламентации религиозной деятельности. Император созывал соборы, утверждал их решения и возводил их до уровня закона, диктовал церкви догматы, дисциплину, право, обязанности – словом, сделал ее органом своей высшей, святейшей власти. Его законодательство наполнено актами о церковном устройстве, детальной регламентацией всей религиозной жизни. Защита и насаждение истинного вероучения в его сознании ассоциировались с главной обязанностью императора перед Богом и людьми. Он стремился к сосредоточению всех христиан в «одно стадо» и считал вполне справедливым лишать земных благ того, кто неправильно поклоняется Богу. Беспощадно борясь с язычниками, Юстиниан стремился к православному единению христианства. С этой целью он запретил распространение старых доктрин посредством преподавания и закрыл афинскую школу. В единой империи должны быть единый закон и единая вера, единая духовная власть – его вера и воля. После упорядочения законодательства и принятия «Кодекса Юстиниана» он запретил толковать и комментировать законы, поскольку это было прерогативой императора. Любопытно, что в конце жизни он все меньше и меньше обращался к делам государства и предпочитал проводить время в спорах с иерархами церкви и монахами. [268] В дальнейшем многие великие правители, в том числе Владимир Креститель и Иван Грозный, в своей политике подражали Юстиниану. Здесь уместно вспомнить, что последний не допускал язычников на государственную службу, силой, угрозой или обманом забирал частное имущество граждан, конфисковывал имущество казненных, брал взятки за право учреждения монополий, освобождение от ответственности и т. д.

Наконец, византийский император Никифор I (802–812) окончательно обосновал идею первенства государства над церковью. [269] Он же обложил налогами монастыри. Тем не менее официально признаваемым и внешне подчеркиваемым режимом взаимоотношений была так называемая симфония, [270] Отношения симфонии привели к тому, что власть закона в Византии была заменена властью обычая, а христианская идея «сбила с толку ум человеческий, – вместо того, чтобы жить на земле, люди учились ходить по воздуху… долг людей по отношению к государству путали с чистыми отношениями людей к Богу и, сами не ведая того, положили в основу Византийской христианской империи… религию монахов, – как же могли не утратиться верные соотношения между обязанностями и правами и между сословиями государства?…» (Гердер И. Г. Идеи к философии истории человечества. М., 1977. С. 499). в рамках которой императоры чаще всего демонстрировали формальное равенство и уважение к церкви. [271] Напр., в рамках утвержденного в 842–843 гг. обряда анафематствования всех ересей, которые, кстати сказать, были одинаково опасны как государству, так и церкви, император и патриарх одновременно вступали в храм, как бы символизируя единство государства и церкви. И таких символов было множество.