Сергей Хмелевский - Конституционное право Российской Федерации. Учебник

Момент, связанный с верховенством представительных органов власти, выделяет и B. C. Нерсесянц. Такое верховенство, по его мнению, имеет ключевое значение для организации других властей – исполнительной и судебной. Как пишет В. С. Нерсесянц, высшие представительные органы «как авторитетные выразители народного суверенитета должны выступать в качестве не просто законодательных, а, по существу, учредительных органов, устанавливающих систему институтов, норм и процедур правовой государственности». Они должны стать суверенно-властными гарантами учреждения и реального функционирования правовой государственности.

По нашему мнению, верховенство представительного органа государства должно пониматься как исключительная прерогатива этого органа на осуществление законодательной власти, поскольку только представительный орган государства представляет волю всего общества. В системе разделения властей верховенство не может пониматься как обладание такими прерогативами, которые ставят представительный орган над органами исполнительной и судебной власти, создают такой дисбаланс публичной власти, который лишает ее «ветви» их самостоятельности и независимости.

В-двенадцатых, разделение властей обусловлено необходимостью существования подлинного конституционализма, формирования демократического права. Оговоримся сразу, что демократизм национальной правовой системы государства последовательно и устойчиво не могут гарантировать ни конституция в целом, будь она самая «демократическая в мире», ни конституционный принцип разделения властей. Подлинно демократические конституция и право есть конституция и право гражданского общества, где и государство является государством правовым. Только такие конституция и право структурируют государственную власть в соответствии с реальным принципом разделения властей. Только в таком праве, как справедливо уточняет С. С. Алексеев, формируются и занимают ведущее положение институты, которые «неподвластны простому государственному хотению и которые в силу этого ограничивают, обуздывают государственное всесилие». Среди указанных институтов С. С. Алексеев выделяет три, именуемые им как «три кита». Это:

1) частное (гражданское) право, т. е. обширная по объему сфера правового регулирования по вопросам собственности, договорно-рыночным связям и т. п., где решающее слово по юридическим вопросам принадлежит «частным лицам» – индивидуальным предпринимателям, коммерческим организациям, отдельным гражданам, а государство, признавая и поддерживая частноправовые отношения, не имеет права в них вмешиваться. Самим фактом своего существования частное право ограничивает власть государства, притом в ключевой области жизни общества – экономике;

2) фундаментальные права человека – право на жизнь, на свободу мысли, на свободу передвижения и пр., которые признаются в обществе в качестве непосредственно действующих, юридически обязательных абсолютно для всех субъектов, в том числе и для государственных органов любого ранга. «Права человека, – пишет С. С. Алексеев, – следовательно, не только определяют границы государственного усмотрения, но являются своего рода камертоном для настройки всей государственной машины, всей государственной власти, которая (перед лицом императивных для нее прав человека) неизбежно должна быть умеренной, сдержанной, не выходящей за рамки действительной общественной потребности»;

3) подлинно независимое и сильное правосудие. «Настолько независимое, настолько сильное, когда бы суды (все суды, а не только Конституционный суд!) могли противостоять законодательной и административно-исполнительной властям, их произволу и, опираясь на закон, на писаное право, а при необходимости – непосредственно на фундаментальные права человека, на основополагающие правовые принципы, добиваться торжества права и законности».

Полагаем, что демократизм правовой системы обусловливается, с одной стороны, социально-экономическими, политическими и духовными устоями общества, а с другой – реально-демократическим, а не квазидемократическим, как это было на протяжении всех лет Советской власти, содержанием Основного закона государства, его Конституции. Это общие положения.

В современном же понимании подлинный и реальный конституционализм зиждется на ряде основополагающих устоев, одним из которых является принцип разделения властей, возможный лишь в свободном, гражданском обществе и в правовом государстве и который одновременно служит предпосылкой и условием существования таких общества и государства. Россия в 1990‑х годах встала на путь формирования гражданского общества, правового государства, принципа разделения властей. В настоящее время она находится лишь в начале этого пути.

Принцип разделения властей как принцип не просто правовой, но прежде всего конституционный – это один из базовых устоев гражданского общества, не только структурирующий власть государства, но и держащий ее под контролем гражданского общества, обеспечивающий невозможность злоупотребления ею. Одновременно, и это необходимо особо отметить, принцип разделения властей выступает важнейшим фактором формирования и функционирования правовой системы гражданского общества.

В-тринадцатых, разделение властей – один из главнейших стабилизаторов политической системы общества. Это обусловлено тем, что данный принцип не допускает излишнего сосредоточения, сверхконцентрации публичной власти в руках одной из ее «ветвей», одного органа государства, одного должностного лица, обеспечивает тот баланс уравновешивающих друг друга властей, который необходим обществу. Если же учесть, что государство объективно в любом обществе занимает центральное место и выполняет ведущую роль в его политической системе, становится очевидным, что сбалансированное функционирование государственной власти одновременно выступает стабилизирующим фактором деятельности политической системы общества. «Демократическое устройство, – замечает Р. Абдулатипов, – прежде всего традиции рассредоточения власти между различными субъектами, ее носителями во избежание опасности диктатуры, как государства, так и отдельного властвующего индивида. Там, где появляется неприкрытая воля харизмы партии, лидера, власти, заканчивается свобода человека, личности и начинается его подавление и подчинение тем, чей образ и деятельность отождествляются с партией, народом, государством».

В-четырнадцатых, концепция разделения властей традиционно, со времен Ш. Монтескье, имела дело с законодательной, исполнительной и судебной властями в лице соответствующих государственных органов. Именно органов государства. Однако разделение властей, по нашему мнению, имеет несколько уровней, при котором данное разделение посредством определенной организации законодательных, исполнительных и судебных органов занимает отнюдь не первоначальное место, а, скорее, производное и вторичное по сравнению с изначальным разделением, о котором, применительно к подлинно демократическому, правовому государству можно говорить как об изначальном, первичном, «корневом» разделении властей и на котором, собственно, как производное и вторичное строится и основывается разделение публичной власти на президентскую, законодательную, исполнительную и судебную.