Михаил Павлик - Террористический акт, захват заложника, бандитизм

Порой насилие рассматривается в качестве средства совершения преступления [126] Гаухман Л. Д. Насилие как средство совершения преступления. С. 137. . Здесь используется широкая трактовка термина «средство». Как уже было отмечено, при таком понимании способ и средство разграничить практически невозможно. Мы придерживаемся мнения, что средства правильнее понимать как предметы, с помощью которых совершается преступление.

Средства играют детерминирующую роль по отношению к способу. Применительно к насильственному способу совершения преступления следует сказать, что при воздействии на человеческое тело различными средствами (палкой, топором, камнем, оружием и т. п.) значительно увеличивается интенсивность и эффективность воздействия на волю потерпевшего, в большей мере подвергается риску здоровье и жизнь потерпевшего, чем при обычном воздействии, следовательно, намного повышается характер и степень общественной опасности насильственных действий. Практика показывает, что в этих случаях, как правило, у пострадавших не возникает желания оказывать сопротивление виновному.

Итак, насильственный способ совершения преступления либо вытекает из анализа содержания статьи УК РФ, либо четко указывается в уголовном законе в качестве действия, дополнительного к основному; в последнем случае насильственный способ является обязательным признаком состава преступления.

Насилие в качестве системообразующего признака выступает в таких преступлениях против общественной безопасности, как террористический акт (ст. 205 УК РФ), захват заложника (ст. 206 УК РФ) и бандитизм (ст. 209 УК РФ). Насилие как способ совершения вышеуказанных преступлений рассмотрен нами в III главе работы, где дана их уголовно-правовая характеристика.

В науке уголовного права считается общепринятым мнение о необходимости использования историко-правового метода познания социально-правовых явлений. Не составляют исключения и рассматриваемые нами насильственные преступления против общественной безопасности.

Уголовное законодательство Российской империи второй половины XIX – начала XX в., в частности Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. в редакции 1865 и 1885 гг. и Уголовное уложение 1903 г., не содержало в себе самостоятельного раздела или главы, в которых были бы сосредоточены нормы, предусматривавшие ответственность за деяния, аналогично имевшимся в главе 24 раздела IX УК 1996 г. (преступления против общественной безопасности). Уголовно-правовые системы других европейских государств решали этот вопрос по-разному. Одни, например французское, бельгийское, английское законодательство, шли по тому же пути, что и Россия. Другие (германское, венгерское, голландское, норвежское) выделяли самостоятельную группу посягательств против общежития под наименованием общеопасных преступлений. К числу общеопасных преступлений по уголовным кодексам этих государств относились следующие деяния: повреждения телеграфов, путей сообщения, железных дорог, имущества посредством огня, взрыва и потопления, чужого скота посредством сообщения ему заразы, отравления водохранилищ и т. п. Как следует из характера перечисленных преступлений, основным определяющим признаком этих преступлений признавался общеопасный способ их совершения. Однако само понимание способа и его границ трактовалось весьма специфически: под ним понимались случаи, когда для достижения преступного результата виновный прибегает к средствам, впоследствии выходящим из-под контроля и носящим характер разрушительных стихийных сил природы (огонь, вода, пар и вообще газы, электричество, заразные болезни) [127] Фойницкий И. Я. Курс русского уголовного права. Часть Особенная. СПб., 1912. С. 339; Белогриц-Котляровский Л. С. Очерки курса русского уголовного права. Общая и Особенная часть: Лекции. Киев-Харьков, 1896. С. 563. . Одновременно сфера действия способа ограничивалась лишь воздействием на чужое имущество.

Вместе с тем из изложенного выше не следует, что уголовное законодательство Российской империи не предусматривало ответственности за аналогичные преступления. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. в редакции 1865 и 1885 гг. в различных разделах, главах и отделениях предусматривало достаточно большое количество норм о деяниях, относимых в настоящее время к числу общеопасных преступлений [128] Свод законов уголовных. Часть первая. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. СПб., 1910. С. 114. .

Российскому дореволюционному уголовному законодательству было незнакомо понятие «банда» (бандитизм), а употреблялся термин «шайка». Шайка – «группа людей, объединившихся для какой-нибудь преступной деятельности» [129] Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. 2-е изд., испр. и доп. М., 1995. С. 879. . Банда (с итал. banda) – «разбойная преступная группа, шайка» [130] Там же. С. 33; Словарь иностранных слов. 15-е изд., испр. М., 1988. С. 70. . Вполне вероятно, что термин «банда» был заимствован из немецкого уголовного права, поскольку именно немецкие криминалисты рассматривали банду как разновидность соучастия, аналогичную той, которая в русском уголовном праве обозначалась как шайка. Под бандой, писал, в частности, в своем известном учебнике по уголовному праву немецкий криминалист А. Ф. Бернер, разумеется союз, направленный на целый ряд преступлений, из которых каждое не определено еще в отдельности. Эти преступления могут быть или одного рода, или же разнородные [131] Учебник Уголовного права А. Ф. Бернера. Части общая и особенная. Т. 1. Часть общая. СПб., 1865. С. 526. .

В отечественной уголовно-правовой литературе конца XIX – начала XX в. шайкой преступников признавалось «сообщество лиц, предварительно согласившихся между собою на целый ряд в отдельности еще не определенных, однородных или разнородных преступлений, кои они решаются совершать совокупными силами» [132] Ширяев А. О стечении нескольких преступников при одном и том же преступлении. Дерпт, 1850. С. 120. . Таким образом, «многократность» и «неопределенность преднамеренных преступлении» [133] Там же. С. 121. указывались существенными признаками шайки.

Н. С. Таганцев рассматривал шайку как один из трех видов соучастия, наряду со «сговором» и «скопом» – «учинением преступления по предварительному всех или некоторых виновных на то согласию или без оного», отмечая, что «со стороны субъективной шайка предполагает соглашение на несколько преступных деяний, на целый их ряд, и притом соглашение, не периодически повторяющееся, а общее на постоянную деятельность» [134] Таганцев Н. С. Русское уголовное право: Лекции. Часть общая. Т. 1. М., 1994. С. 335. . «В нашем праве, – писал Н. С. Таганцев, – специальные постановления о шайках появились только с Уложения 1845 г. и притом не в общей, а в особенной части, в постановлениях о наказуемости составления шаек и об учинении некоторых преступных деяний шайкой как об обстоятельстве, усиливающем ответственность» [135] Там же. С. 336. .