Георг Еллинек - Общее учение о государстве

Мы видим, таким образом, что распространенное мнение, будто этот глубокий мыслитель хотел в своем учении о возникновении государства изобразить исторический ход развития государства, следует признать, безусловно, неверным [244]. Его учение представляет, напротив, попытку рационализации явления возникновения государства, не связанного ни с каким определенным местом или эпохой [245]. Он хотел показать своим современникам, что подчинение абсолютной власти необходимо по самой природе государства и потому должно быть признано обоснованным. Он и не думает утверждать, что современные поколения связаны договорами давно минувшего прошлого. Из основной его идеи вытекает, напротив, что каждый человек, – тем самым, что живет в государстве, – безмолвно заключает договор об объединении. Именно Англия, в которой в течение последних столетий столь часто сменялись династии, не могла быть признана «естественным» государством, и задачей Гоббса как приверженца идеи сильной государственной власти, которая одна только может обеспечить доступный нам максимум духовной свободы [246], являлось поэтому найти прочное разумное основание для права властителя, в противовес, с одной стороны, революционным теориям и, с другой – безжизненным учениям о Божественном праве королей. Что именно это было главной целью исследований Гоббса, – отметил уже Пуфендорф [247].

Со времени Гоббса учение об общественном договоре остается неизменной основой естественно-правового учения о государстве. Нередко смешиваются, однако, рационалистические и исторические точки зрения. Происхождение государства из договора является для многих авторов историческим фактом, который должен послужить неоспоримой эмпирической опорой рационалистического учения. В этом отношении Локк значительно уступает Гоббсу. Локк считает несомненным, что историческим началом политической жизни служили договоры об установлении государства [248]. Локк хотя и оспаривал учение Filmer’a об Адаме, но и для него человечество исторически начинается с Адама. Он отвергает обоснование государства на авторитете Адама и потому может исторически выводить его только из свободного соглашения сыновей Адама.

На континенте учение Гоббса о государственном договоре нашло популяризатора в лице Пуфендорфа . Единый, заключающий в себе двойственность договор Гоббса он разлагает на несколько актов: договор об объединении, на основании которого из индивидов образуется народ, decretum, которым народ устанавливает форму государства, и договор о подчинении, которым на властителя переносится правительственная власть [249]. Благодаря этому государство, прежде всего, делается независимым от существования данной династии. Теория сохраняет у Пуфендорфа свой рационалистический характер, что выражается в том, что, с одной стороны, он признает до-говоры невысказанным содержанием воли первоначальных учредителей государства, а с другой – последующие поколения и иностранцы, по его теории, безмолвно подчиняются государству. Но и для Пуфендорфа договорное возникновение государства есть исторический факт [250]. Его учение, с разными модификациями, а с ним вместе смешение исторического с рационалистическим, становятся господствующей естественно-правовой теорией в течение XVIII столетия.

Совершенно иначе развивает договорную теорию Руссо [251]. Для тех, кто действительно читал его “Contrat social”, не может подлежать сомнению, что в этом труде, потрясшем старый мир в самом его основании, Руссо хотел не объяснить существующее государство, а показать и обосновать государство, соответствующее природе человека [252]. Исходя из того, что человек, рожденный существом свободным, повсюду носит оковы, он отнюдь не ставит себе задачей выяснить, каким образом развилось современное состояние, а хочет разрешить проблему, каким образом оно может быть обосновано [253]. Подвергнув критике и отвергнув прежние учения об основе государства, Руссо , исходя из того положения, энергичным защитником которого был уже Локк , что свобода неотделима от самого существа человека и от нее нельзя поэтому отказаться, приходит к заключению, что государство должно быть обосновываемо на общественном договоре, в силу которого участники договора подчиняются общей воле. Так как в этой общей воле содержится также воля каждого отдельного индивида, то в построенном таким образом государстве каждый остается подчиненным только самому себе, – свобода сохраняется поэтому и в государстве [254]. Обосновывающий государство договор Руссо , по-видимому, представляется, таким образом, чисто общественным договором. При ближайшем рассмотрении мы видим, однако, что, совершенно аналогично договору Гоббса , он является в то же время договором о подчинении. Ибо индивид квалифицируется двояко – как участник общей воли, он гражданин, как подчиненный общей воле – подданный [255]. Contrat social отнюдь не устраняет, таким образом, договора о подчинении.

Из этих рационалистических посылок Руссо выводит ряд последствий высокой важности, безусловно, враждебных существующему порядку. Так как общая воля не может быть представляема, делима и отчуждаема, то предмет общей воли, закон, необходимо должен быть общим решением суверенного народа, какова бы ни была форма правительства, единственной задачей которого является исполнение закона. Разумным, правомерным государством всегда была и будет непосредственная демократия, – идея, огромное влияние которой до настоящего дня отражается в программах радикальных партий. На основе положений Руссо , но во многих важных пунктах самостоятельно, Кант [256], высокий авторитет которого служил опорой договорной теории в течение значительной части XIX столетия [257], решительно отмечает исключительно рационалистический характер социального договора. Он говорит: акт, которым народ сам объединяется в государство, или, точнее, лишь идея его, в соответствии с которой только и может быть мыслима его правомерность, есть первоначальный договор, в силу которого все в народе (omnes et singuli) отказываются от своей внешней свободы с тем, чтобы тотчас же вновь получить ее в качестве членов одного общего целого, т. е. народа, рассматриваемого как государство (universi) [258].

Критика договорной теории должна ограничиться только ее рационалистической стороной. С договорной теорией как учением о первоначальном историческом возникновении государства, при отсутствии какого бы то ни было исторического базиса, нельзя серьезно считаться с точки зрения современной науки. Какое отношение это имеет к историческим примерам мнимодоговорного возникновения государств, мы укажем в другом месте. Как историческое учение договорная теория была необходимым последствием низкого уровня просвещения, когда всякое знание о первобытном существовании человеческого рода исходило из представления о поддерживаемом верой в авторитет внегосударственном состоянии, из которого люди вышли в силу разумных соображений, для достижения определенных ясно сознанных целей. Большое значение и многовековое господство договорной теории основаны на ее рационалистической основной идее – выяснить государство индивиду как разумный продукт его собственной воли. С первого взгляда трудно представить себе более глубокое обоснование государства, чем то, которое доказывает индивиду, что он сам познал необходимость государства и поэтому свободно и сознательно создал его, что существование государства является, таким образом, только следствием его собственных действий. Кроме того, это учение совместимо со всяким другим воззрением на историческое возникновение государства, так как, будучи ясно и последовательно продуманно, оно стремится рационалистически обосновать не минувшее, а исключительно современное и будущее государство [259]. Даже если государство в его современном состоянии создано слепыми силами природы, почему бы не преобразовать унаследованный порядок в соответствии с усовершенствованием нашей природы, как это случилось с другими институтами, прежде всего с семьей? Договорная теория отнюдь не опровергается поэтому доказательством ее неисторичности, которое в разных формах приводится еще многими как главный аргумент против нее. Так, например, не чем иным, как естественно-правовой теорией в обновленном виде, нельзя признать, несмотря на энергичное отрицание им этого, теорию Спенсера , который, идя по следам Ог. Конта , противопоставляет друг другу два состояния общества – военное, основанное на законе, и индустриальное, основанное на договоре, виндицируя будущее последнему [260]и, таким образом, перемещая к концу истории то, что естественно-правовая теория рассматривала уже как ее начало. Построенное на основе коллективизма свободное общество, которого требуют и о котором мечтают социалисты, также представляется в существе не чем иным, как договорным государством, причем отвергается только название государства, напоминающее о нежелательном принуждении. Даже энергично отвергая какое бы то ни было атомистическое обоснование государства и конструируя его как непосредственный продукт естественных и духовных сил, как организм какого бы то ни было рода, нельзя без дальнейших доказательств отрицать ту идею, что объективно необходимое может, как разумное, быть и желательным и что в этом разумном хотении, внутренне согласующемся и потому совпадающем с волей других, заключается для индивида обоснование требования, чтобы он отдавал себя целому. Сознательное желание объективно необходимого является ведь основной идеей многих глубоко продуманных этических систем, – в древности, например, учения стоиков, в новейшее время – учения Спинозы . Следует именно иметь в виду, что бытие и признание существующего – два совершенно различных понятия. Общими определениями – каковы, например, атомизм, механическое воззрение, индивидуализм – здесь поэтому ничего опровергнуть нельзя.