Тамерлан Агузаров - Охрана власти в уголовном праве России (de lege lata и de lege ferenda)

Подобного рода утверждения ничего общего не имеют ни с конституционным определением места и роли суда в системе государственной власти, ни с его функциями, ни с теоретическими воззрениями о правосудии как деятельности исключительно суда и не какого-либо другого органа [152].

Примечательно, что некоторые авторы, понимающие под правосудием деятельность только судов, тем не менее не могут отойти от концепции узкой и широкой трактовки понятия правосудия [153].

Законодатель, выделив в УК РСФСР 1960 г. преступления против правосудия в самостоятельную главу, признал, что к этой группе относятся преступления, прямо или косвенно препятствующие осуществлению правосудия, все они нарушают один и тот же объект. В теории уголовного права также утвердилось мнение, согласно которому «все преступления против правосудия по признаку родового объекта были объединены в одну главу» [154].

Глава о преступлениях против правосудия включена в раздел X «Преступления против государственной власти» УК РФ. Судебная власть наряду с законодательной и исполнительной властью является одной из ветвей государственной власти. Следовательно, родовым объектом всех преступлений этого раздела, по всеобщему признанию, являются общественные отношения, характеризующие нормальное функционирование государственной власти, ее отдельных институтов и органов. Однако в определении видового объекта преступлений против правосудия в теории уголовного права существует широкий разброс мнений. Одними криминалистами он характеризуется как деятельность только суда по отправлению правосудия [155], другими – как нормальная деятельность органов суда, дознания, следствия, прокуратуры, а также органов, исполняющих наказание [156], третьими – как общественные отношения по осуществлению правосудия [157].

Наиболее приемлемым является определение видового объекта преступлений против правосудия как «общественных отношений, обеспечивающих нормальное, процессуально регламентированное функционирование суда, органов следствия и дознания, прокуратуры, а также органов, исполняющих судебные акты, по реализации целей и задач правосудия. Но и в этом случае нет ответа на вопрос, можно ли относить к правосудию деятельность органов прокуратуры, следствия, дознания и органов, исполняющих судебные решения, или деятельность названных органов входит в видовой объект преступлений против правосудия наряду с правосудием.

Между тем в последних фундаментальных исследованиях преступлений против правосудия высказывается аргументированное мнение о том, что «концепция двух значений понятия “правосудие”, воспринятая в теории уголовного права, является методологически ошибочной. Деятельность правоохранительных органов по содействию суду в осуществлении правосудия не является правосудием , она носит служебный характер: создает предпосылки для отправления судом правосудия как в части надлежащей подготовки дел и материалов для судебного разбирательства, так и в части исполнения судебных решений» [158].

Не задерживаясь на аргументации положения о необоснованности выделения двух значений термина «правосудие», можно утверждать, что видовой объект преступлений, включенных в гл. 31 УК РФ, охватывает деятельность не только судов по реализации судебной власти в предусмотренной законодательством форме судопроизводства, но и общественные отношения, непосредственно связанные с отношениями по отправлению правосудия. Представляет интерес определение объекта анализируемых преступлений, сформулированное Л. В. Лобановой: «Правосудие в качестве объекта уголовно-правовой охраны следует рассматривать как систему общественных отношений, призванных обеспечить предпосылки, нормальное осуществление, а также претворение в жизнь результатов… деятельности суда и содействующих ему органов и лиц» [159]. Автор рассматривает данный объект как сложную систему общественных отношений: во-первых, в сфере деятельности суда по реализации судебной власти; во-вторых, в сфере деятельности органов, содействующих суду в отправлении правосудия. Для объединения этих двух групп общественных отношений в единый объект преступлений связующим звеном может служить категория «интересы правосудия» [160].

В юридической литературе правильно отмечается, что деятельность суда по осуществлению правосудия во многих случаях невозможна без вспомогательной деятельности других государственных органов: дознания, следствия, прокуратуры, органов и должностных лиц, исполняющих судебные решения, т. е. деятельности, в конечном счете обеспечивающей интересы правосудия. Еще в начале второй половины прошлого века И. М. Черных заметила, что деяния, препятствующие объективному и всестороннему предварительному расследованию, препятствуют тем самым и правильному осуществлению правосудия [161]. Другими словами, они не прямо посягают на правосудие как на деятельность суда, а косвенно, именно препятствуя созданию необходимых условий для осуществления правосудия судом.

Надлежащее обеспечение интересов правосудия во многом зависит от качественной работы органов прокуратуры, дознания, предварительного следствия и органов, исполняющих судебные решения. Как отметил Конституционный Суд РФ в постановлении от 4 марта 2003 г. по делу о проверке конституционности положений п. 2 ч. 1 и ч. 3 ст. 232 УПК РСФСР в связи с жалобами граждан Л. И. Батищева, Ю. А. Евграфова, О. В. Фролова и А. В. Шмелева, «существенное процессуальное нарушение является препятствием для рассмотрения дела, которое суд не может устранить самостоятельно и которое, как повлекшее лишение или стеснение гарантируемых законом прав участников уголовного судопроизводства, исключает возможность постановления законного и обоснованного приговора и фактически не позволяет суду реализовать возложенную на него Конституцией Российской Федерации функцию осуществления правосудия» [162]. Таким образом, Конституционный Суд РФ исходит из того, что осуществление судом функции правосудия в немалой степени зависит от качества работы органов дознания и предварительного следствия, деятельность которых создает необходимые предпосылки для вынесения судом законного и обоснованного решения. Это же обстоятельство подчеркивал В. Н. Кудрявцев: «Деятельность этих органов в конечном счете направлена на обеспечение вынесения законного, обоснованного и справедливого решения (приговора)» [163].

И. С. Власов также считает обоснованным включение норм об ответственности за воспрепятствование нормальной работе органов прокуратуры, следствия и дознания в главу о преступлениях против правосудия, обосновывая это тем, что при выделении группы рассматриваемых преступлений органы, непосредственно осуществляющие правосудие (суды), и органы, способствующие осуществлению правосудия, интересуют законодателя не как самостоятельные звенья государственного аппарата, а как единый механизм, обеспечивающий реализацию задач правосудия [164]. С указанным утверждением трудно не согласиться, поскольку оно, не умаляя значения правоохранительных органов (дознания, следствия, прокуратуры и др.), исходит из их вспомогательной по отношению к суду роли при осуществлении правосудия. «Без деятельности правоохранительных органов (прокуратуры, предварительного расследования, системы исполнения наказаний, судебных приставов-исполнителей) невозможно обеспечить осуществление правосудия в стране», – пишет А. И. Друзин, указывая на наличие тесной связи деятельности правоохранительных органов с правосудием как исключительно судебной деятельностью [165].