Тамерлан Агузаров - Охрана власти в уголовном праве России (de lege lata и de lege ferenda)

Правоохранительные органы осуществляют разнообразную деятельность, многие ее виды не имеют к правосудию прямого отношения. Вместе с тем на названные органы возложены специфические функции, реализации которых создают необходимые предпосылки для отправления правосудия судом, а значит, направлены на реализацию целей и задач правосудия, неразрывно связаны с ним. Без своевременного выявления, раскрытия преступлений, собирания и процессуального закрепления доказательств, например по уголовному делу, невозможно вынесение законного, обоснованного и справедливого приговора. Следовательно, общественные отношения в сфере осуществления правоохранительными органами (дознания, следствия, прокуратуры и т. п.) деятельности по оказанию суду помощи в отправлении правосудия составляют вторую группу отношений, которые в своей совокупности обеспечивают правосудие в Российской Федерации. Иначе говоря, они входят в объект в качестве его составной части.

Это обстоятельство подчеркивает в характеристике видового объекта А. В. Федоров: « Видовым объектом рассматриваемых преступлений необходимо признавать общественные отношения по осуществлению деятельности суда, регламентированной Конституцией РФ и федеральными законами, а в предусмотренных законом случаях – и нормативными правовыми актами субъектов Федерации, по реализации судебной власти, состоящей в рассмотрении и разрешении по существу подведомственных суду дел посредством конституционного, гражданского, арбитражного, административного и уголовного судопроизводства, а также общественные отношения по осуществлению деятельности правоохранительных органов, направленной на реализацию целей и задач правосудия путем создания необходимых условий для реализации судом его полномочий по отправлению правосудия и обеспечения исполнения судебных решений» [166]. Однако в этом определении не указывается, что объединяет эти две группы отношений.

По нашему мнению, видовой объект преступлений против правосудия можно определить как интересы правосудия, которые охватывают две группы отношений – отношения по отправлению правосудия судом и отношения по осуществлению правоохранительными органами деятельности, направленной на реализацию целей и задач правосудия путем создания необходимых условий для осуществления судом его полномочий по отправлению правосудия. В связи со сказанным трудно согласиться с К. Л. Чайкой, утверждающим, что коль скоро правосудие осуществляется в процессуальной, правовой форме, то и правосудие как объект преступления представляет собой исключительно правовые отношения, складывающиеся из содержания правоотношения, субъектов прав (участников правоотношения) и объектов правоотношений. Критикуя позицию авторов, признающих в качестве объекта общественные отношения, составляющие содержание нормальной деятельности суда и правоохранительных органов, он пишет: «Деятельность (поведение) субъектов включена наряду с самими субъектами в содержание отношения (пусть и урегулированного нормами права), а не наоборот – отношение (пусть и урегулированное нормами права) включено в содержание деятельности» [167].

На наш взгляд, искажает сущность общественных отношений, охраняемых нормами гл. 31 УК РФ, утверждение о том, что ими признаются конституционные задачи по борьбе с правонарушениями и порождающими их причинами [168]. Нет оснований включать в видовой объект рассматриваемых преступлений в качестве самостоятельной составляющей общественные отношения по физической и нравственной защищенности участников конституционного, гражданского, арбитражного, административного или уголовного судопроизводства, а также их близких [169], либо «отношения, охраняющие неотъемлемые личностные блага субъектов данной деятельности и их близких: жизнь, здоровье, честь, достоинство, личную безопасность» [170].

Последняя точка зрения близко примыкает к существующему в теории уголовного права мнению о том, что многие преступления против правосудия посягают одновременно на два непосредственных объекта – будучи в первую очередь направленными на деятельность суда по осуществлению правосудия либо на нормальную деятельность правоохранительных органов, оказывающих помощь в отправлении правосудия, они попутно затрагивают те или иные интересы личности. Однако подобная трактовка непосредственного объекта поддерживается не всеми учеными. Так, И. С. Власов считал, что личность не может быть непосредственным объектом рассматриваемой группы преступлений, поскольку охрана интересов личности составляет основную задачу правосудия [171]. Это утверждение в литературе было подвергнуто критике. Несогласие с автором Ш. С. Рашковская мотивировала тем, что отнесение личности к объектам, которые не имеют самостоятельного значения в рамках составов преступлений против правосудия, является ошибочным, поскольку «личности при совершении некоторых преступлений против правосудия может быть причинен тяжкий вред, непосредственно охватываемый умыслом виновного, а в ряде случаев являющийся целью преступного деяния (например, при ложном доносе)… Исключить личность из числа непосредственных объектов преступления – значит односторонне трактовать задачи… законности в области осуществления правосудия» [172]. По ее мнению, данный вред нельзя рассматривать, как это делает И. С. Власов, в качестве способа совершения преступления или в качестве обстоятельства, увеличивающего общественную опасность деяния [173]. Сходное мнение высказал и В. К. Глистин, который упрекнул И. С. Власова в том, что он некритически воспринял определение структуры общественного отношения, данного Б. С. Никифоровым [174], в итоге ошибочно включил личные блага потерпевшего в число элементов общественного отношения, охраняемого нормами о преступлениях против правосудия [175].

Критика позиции И. С. Власова представляется недостаточно убедительной. Правосудие по своей сущности – правозащитная деятельность (деятельность по защите права), имеющая цель охраны установленных законом либо восстановление нарушенных прав любого человека или любой организации. Поэтому всякое деяние, в той или иной форме препятствующее осуществлению правосудия в соответствии с его целями и задачами, так или иначе посягает на права или законные интересы личности, юридического лица, общества или государства. Если исходить из этого факта, то все преступления против правосудия (да и многие другие) следовало бы признавать двухобъектными. Но такой подход к характеристике непосредственного объекта преступлений против правосудия представляется неправильным. Ущемление прав и законных интересов личности, организаций, общества и государства происходит лишь попутно и не всегда при нарушении деятельности суда и правоохранительных органов по осуществлению или обеспечению правосудия. В некоторых случаях посягательство на блага личности выступают в качестве способа совершения рассматриваемых преступлений (например, при проявлении неуважения к суду посредством оскорбления участников судебного разбирательства). В других случаях оно является квалифицирующим обстоятельством (например, при даче заведомо ложных показаний свидетелем). Ни те, ни другие нельзя рассматривать как преступления, причиняющие вред двум объектам, поскольку они укладываются в рамки преступного посягательства на деятельность суда и содействующих ему государственных органов по защите прав и законных интересов личности, организаций, общества и государства.