Антон Мертвищев - Натуральные обязательства в российском гражданском праве. Монография

Любопытно, что из советских ученых наиболее близок к позиции французских цивилистов был М. М. Агарков, считающийся «одним из противников признания натуральных обязательств» [167]. Его концепция «достаточного основания» исходила именно из того, что «…честное отношение к общественному долгу и уважение к правилам социалистического общежития могут требовать, чтобы имущество, переданное одним лицом другому, не могло быть истребовано обратно, хотя бы имущество и не перешло в качестве исполнения по существующему между этими лицами обязательству» [168]. Таким образом, М. М. Агарков, придерживаясь мнения о неюридическом свойстве натуральных обязательств, в качестве оснований для их исполнения называл правила приличия и моральный долг (хотя и именовал их сообразно времени и политической ситуации).

Среди современных авторов, придерживающихся естественно-правовой концепции натуральных обязательств, следует назвать Л. В. Щенникову [169]и А. В. Матина [170]. Возвращение в отечественной литературе к такому пониманию натуральных обязательств вполне понятно: использование в качестве методологического основания юридического исследования естественно-правовой теории в настоящее время закономерно, учитывая общую демократизацию правовой системы, закрепление принципа непосредственного действия прав и свобод человека в международных правовых актах и в Конституции России.

Вместе с тем принятие принципов нравственности и справедливости за основание натуральных обязательств ставит под сомнение их юридическую сущность. Если общественное отношение регламентировано правом, то оно является правоотношением, и его нормативным основанием (предпосылкой) будет норма права, а не моральная норма. Если же о нормативном основании речи не идет, то отношение не может быть определено как обязательство.

Для полисистемного римского права или учений эпохи Просвещения, когда действующее законодательство вступало в противоречие с началами справедливости, разграничение соответственно цивильного и положительного права с правом естественным было обоснованным, но в настоящее время данное деление утратило свою актуальность.

Лишенные римского формализма современные правопорядки признают существование и действительность обязательств, основывающихся на началах справедливости, поскольку на указанных принципах базируется и само позитивное законодательство. Если обязательство не противоречит закону, хотя и не предусмотрено им, оно имеет полную силу. Таким образом, закрепление принципов естественного права в нормативных актах либо делает деление обязательств на естественные (основанные на справедливости) и гражданские (основанные на законе) не вполне корректным, поскольку парадигмальные основы современного права не допускают мысли о самой возможности существования «неправового» закона, либо приводит к выводу о том, что все обязательства, поскольку они a priori основаны на справедливости, являются натуральными. Подтверждением этому следует считать и появление в ГК РФ ст. 169, согласно которой несоответствие сделки требованиям морали (если быть точнее, основам нравственности) влечет ее недействительность [171].

Obligationes naturales основаны на морали, нравственности, справедливости, доброй совести, как и обязательства, не являющиеся натуральными. Принцип добросовестности является одним из основных принципов гражданского права, и то обстоятельство, что натуральные обязательства – это обязательства «доброй совести», не позволяет обособить их от других частноправовых отношений.

Признание того, что обязательство, как правовое отношение, не может быть несправедливым и безнравственным (иначе как может оно называться правовым?) не позволяет в конечном итоге определить, на основании какого критерия разграничены исковые и неисковые обязательства, а значит, и не решает проблемы «отрицательного» (т. е. основанного на противопоставлении исковым обязательствам) определения obligationes naturales [172].

Нельзя не отметить также и то обстоятельство, что относимые к натуральным обязательства из игр и пари никак не могут быть моральными, нравственными обязательствами [173].

Отдельно следует отметить точку зрения К. Христиансена на правовую и социальную обусловленность натуральных обязательств. Он находил сходство всех obligationes naturales, «внутренний» критерий, отличающий их от иных обязательств, в том, что они имеют место при действиях, совершенных ошибочно, в состоянии заблуждения, то есть при действиях с пороком воли. Данная позиция нашла поддержку и в современной цивилистике.

А. Г. Федотов указывает, что при действиях неуправомоченных или не полностью дееспособных лиц, создававших в римском праве obligationes naturales, пороки воли были очевидны, а также, что они могут быть обнаружены и при рассмотрении других видов натуральных обязательств [174].

Однако если с первым тезисом трудно не согласиться, то распространение предлагаемого критерия на иные случаи натуральных обязательств, называемые автором (неформальные договоры и «задавненные» обязательства), представляется необоснованным.

В частности, А. Г. Федотов предлагает рассматривать пропуск исковой давности как случай, при котором «бездействие лица порождает последствия, подобные дарению или прощению долга (т. е. прекращению существующего обязательства), на что лицо (кредитор) своей воли прямо не изъявляло» [175].

Вместе с тем нетрудно заметить, что в данном случае причина подменяется следствием, а искомый внутренний критерий – лежащим на поверхности внешним признаком. Наступление для кредитора по «задавненному» требованию не желаемого им правового результата, а именно лишение его требования защиты, не может рассматриваться как основание для отнесения этих обязательств к натуральным.

С другой стороны, предложение рассматривать obligationes naturales как обязательства с пороком воли (в широком смысле этого слова), т. е. обязательства, содержание которых отличается от содержания, желаемого сторонами, заслуживает внимания.

В конечном итоге при заключении любого соглашения кредитор предполагает, что обязательство будет исполнено контрагентом надлежащим образом, тогда как в реальности этого может и не произойти. Однако это не означает, что любой договор содержит порок воли и не делает все обязательства натуральными. Заблуждение по поводу добровольного исполнения обязательства должником компенсируется возможностью принудительного осуществления принадлежащего кредитору притязания.

В натуральных обязательствах этот «компенсаторный» правовой механизм не срабатывает и исполнение обязательства полностью отдается на усмотрение должника. Полагать, что кредитор сознательно вступает в обязательство, не рассчитывая на получение удовлетворения, нет никаких оснований. Таким образом, натуральное обязательство действительно представляет собой «юридический результат» действий кредитора, который не соответствует его ожиданиям на получение удовлетворения.