Сергей Дробышевский - Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Монография

Таким образом, в течение более двух тысячелетий после генезиса политико-юридических исследований в Древней Греции объектом анализа европейских ученых, размышлявших о начале истории человечества, не были сведения, полученные археологами при непосредственном наблюдении материальных остатков древнейших в мире коллективов людей. Не обладали эти ученые и информацией этнографического характера, относительно которой имелись базирующиеся на данных археологии бесспорные основания утверждать, что она иллюстрирует образ жизни социальных групп, действительно являвшихся самыми первыми человеческими общностями. Исследователи располагали только, во-первых, мнениями о далеком прошлом человечества, ранее уже высказанными их коллегами, а также неспециалистами, например, авторами художественных произведений. Во-вторых, воззрениями на древнейшее общество, запечатленными в текстах религиозного содержания и продуктах устного народного творчества разнообразных жанров, как зафиксированных в памятниках письменности, так и нет [210]. В-третьих, теоретическими реконструкциями древнейшего общественного строя на основе фрагментарных фактических данных об отсталых народах, подобных собранным Тацитом. Причем мыслители, разделявшие идею о прогрессивном развитии человечества, не имели возможности достоверно установить, характеризуют ли такие сведения один из исторических этапов эволюции, пережитых передовыми европейскими обществами, и если да, то какой именно: начальный или более поздний.

Степень соответствия действительности не только последнего, но и остальных компонентов столь ограниченной эмпирической базы исследования было невозможно проверить методами верификации, которыми наука располагала в продолжение этой длительной эпохи. Поэтому по своей познавательной ценности имевшиеся объяснения древнейшего прошлого человечества являлись, по словам Г.С. Мэйна, не более чем «догадками» [211], представляя собой «теории довольно правдоподобные и понятные, но совершенно непроверенные» [212]. В такой ситуации предпринятые различными исследователями многочисленные попытки доказать состоятельность предлагаемых ими концепций эволюции политической организации общества и права материалами, характеризующими первобытное прошлое людей, не привели и объективно не могли привести к демонстрации большей правильности какого-либо одного из обосновываемых теоретических построений, хотя их авторы обыкновенно и были искренне убеждены в обратном. Сформулированные еще в глубокой древности противоречащие друг другу гипотезы о распространении и о нераспространении эпохи функционирования политической организации общества и права на начало истории человечества оставались одинаково вероятными относительно своей адекватности реальному положению дел [213].

От этого взгляда, по-видимому, был далек Э.Б. Тейлор, известный сторонник точки зрения о функционировании политической организации общества и права уже в древнейших человеческих коллективах [214]. Во всяком случае, подобное заключение можно сделать из его слов: «Тот, кто поддерживает мнение, что мышление и поведение людей были в первобытные времена подчинены законам, существенно отличным от законов современного мира, должен подтвердить такое аномальное положение веским доказательством, иначе надлежит отдать… в этой области предпочтение учению о неизменном принципе» [215]. Отсюда вытекает, что, по Э.Б. Тейлору, если бы не было достоверных данных о древнейшем прошлом человечества для проверки существующих гипотез об историческом месте политики и права, то более вероятной являлась бы та из них, которая постулирует извечность политико-правовых феноменов, только потому, что и авторы рассматриваемых гипотез никогда не видели жизни человечества без политики и права, и современные люди живут в политически организованном обществе в условиях правового регулирования.

С такой теоретической позицией согласиться нельзя хотя бы в силу того, что постоянное возникновение нового не менее характерно для общества, чем сохранение в течение некоторого времени старого. Уже это означает, что присутствие политики и права в условиях современности, а также при возникновении гипотез об их историческом месте никак не свидетельствует о наличии политико-юридических явлений в более древние времена и не может служить в качестве основания дифференциации всех существующих концепций эволюции политической организации общества и права на более и менее вероятные относительно их соответствия действительности.

Ситуация в науке, характеризующаяся одинаковой вероятностью достоверности гипотез о наличии и об отсутствии политической организации общества и права в начале истории человечества, была преодолена в XX в. Это произошло потому, что ученые оказались способными получить достоверные данные о древнейшей социальной жизни. Накопление их осуществлялось этнографическими и археологическими методами, степень развития которых в XX в., наконец, позволила добывать с их помощью такие сведения. Применение же этнографических и археологических способов научного познания стало возможным на базе представления об историческом процессе, которое постепенно приобретало все больший авторитет среди обществоведов в конце XVII–XIX в. Тогда многие передовые мыслители, первыми из которых были Й.Р. и Г. Форстеры в Германии, А. Фергюсон в Великобритании, Ж. Кондорсе во Франции и У. Робертсон в США [216], осознали, как отмечает В.К. Никольский, что «все народы мира делятся на исторические и неисторические: первые поднялись на высокие ступени культуры, вторые… иллюстрируют прошлое исторических народов» [217], так как «их современное состояние» является этапом «культурного развития всего человечества» [218].

Для продвижения научного познания дальше его стадии, на которой одинакова вероятность истинности точек зрения о возникновении политики и права одновременно с человечеством либо позже, потребовалась вполне определенная сумма достоверных данных о самых древних социальных организмах: объем информации, позволяющий с уверенностью сделать вывод о наличии или отсутствии в них трех описанных в первой главе аспектов действительности, совокупность которых свидетельствует о существовании политической организации общества и права. На сбор такого количества адекватных реальности сведений о начале общественной жизни ушло много десятилетий после конца первой половины XIX в., когда в науке завоевала прочные позиции концепция истории человечества как прогрессивного развития с древнейших времен до современной эпохи.

Эта включающая учение о первобытном обществе теория имела материалистический характер, поскольку и ее уже указанные сторонники в европейских странах XVIII в., и довольно многочисленные продолжатели их идей в XIX в. осознавали, подобно У. Робертсону, что во всяком «исследовании деятельности объединенных в общество людей первоочередное внимание должно быть обращено на способ производства средств существования. Соответственно его вариациям различны и законы, и политика» [219].