Кирилл Шатилов - Правила в исключениях. Записки репетитора по английскому языку

Другой забавный пример – прилагательное « silly ». Сегодня оно означает «глупый». А когда-то оно несло значение «благословенный». Если не верите мне, загляните в немецкий словарь: в немецком « selig » по-прежнему означает «блаженный, благословенный». В XV веке, когда большинство письменных произведений составляли тексты богословские, можно было встретить такую, например, фразу: Cely art thou, hooli virgyne marie. Сегодня её написали бы так:

Silly are you, Holy Virgin Mary

Понятно, что святую деву Марию едва ли кто-нибудь осмелился бы назвать «глупой». Поэтому мы должны перевести это предложение как «Благословенна ты, пресвятая дева Мария». Правда, вместо « silly » англичане теперь напишут « blessed » (благословенный).

Логичной ступенькой в эволюции « silly » стало восприятие его в значении «невинный» или даже «девственный». Взгляните на фразу, относящуюся к 1470 году:

Sely Scotland, that of helpe has gret neide

Здесь Шотландию тоже явно не называют «глупой». Шотландия того времени выступала в роли покоренной страны, где хозяйничали все, кому ни лень. Она никому не могла навредить, разве что взывала к помощи. Поэтому в современном английском эту же самую фразу я бы воспроизвел так:

Innocent Scotland that is in great need of help (Невинная Шотландия, крайне нуждающаяся в помощи)

Следующей ступенькой развития « silly » стало осознание того, что невинность достойна сострадания. Вероятно, именно поэтому Шекспир в 1591 году в своих «Двух господах из Вероны» написал:

…silly women and poor passengers

Буквально получается «глупые женщины и бедные пассажиры». Именно так могут прочитать это место современные англичане и американцы. И будут так же неправы, как мы, читая пушкинские « …он уважать себя заставил » и думая, что больной старик, действительно, заставил Онегина себя уважать (тогда как во времена Пушкина это выражение означало просто «умер»).

Ещё спустя некоторое время, в 1633 году, мы встречаем прилагательное « silly » в молитве к богу:

Thou onely art The mightie God, but I a sillie worm

На современном английском это могло бы прозвучать как:

Only you are the mighty God, but I am a silly worm

То есть, «Только ты и есть бог всемогущий, а я – слабый червь». В том смысле «слабый», что меня нужно пожалеть. Теперь вся цепочка развития одного-единственного прилагательного восстанавливается довольно отчетливо. От «благословенного» к «невинному», от «невинного» – к «бедному, достойному сострадания», он «бедного» – к «слабому», от «слабого» – к «глупому» (тем больше в наш век преклонения перед силой и умением врать и не знать таких слов, как «гордость» или «совесть»).

С течением времени значения слов в живом языке не обязательно просто изменяются. Они могут сужаться или, напротив, расширяться. Хорошим примером первому процессу может быть слово « apple », которое сегодня мы знаем как «яблоко». Однако в древности оно значило не тот плод, который сбил с панталыку Еву, а любой фрукт вообще. И только когда из французского в английский вошло и укрепилось слово « fruit », яблоко стало яблоком. То же самое происходило и со словом « meat » (мясо). В древнем английском так называлась любая еда. Позже им стали называть пищу «животного происхождения». В итоге мясо стало мясом. Примечательно, что в английском языке осталось слово, подтверждающее мою мысль. Это слово « sweetmeat ». Буквально оно переводится «сладкое мясо», но на самом деле означает всего-навсего «конфету». Если не знать предыстории, трудно понять, какая может быть связь конфеты и «сладкого» мяса.

Наконец, параллельно с сужением в языке идет непрестанный процесс расширения значения слов. На примере английского можно вспомнить такое слово как « bird » (птица). Раньше, правда, оно писалось как « brid ». Этому удивляться не приходится: сегодня мы запросто выговариваем слово «тарелка», забывая, что пришло оно к нам из германского в форме «талерка» (каким, кстати, его в том же значении можно встретить, скажем, в датском языке). Так вот, насчет птичек. Давным-давно словом « bird » (или « brid ») назывался только птенец птицы. Птица же вообще называлась « fugol ». Кстати, в том же немецком оно таким и осталось – « Vogel ». Теперь же « bird » – это любая английская птица. А « fugol »? « Fugol » преобразилось в « fowl » и стало обозначать исключительно «дичь».

Если приведенные выше примеры из английского языка показались вам занятными, задумайтесь на досуге о нашем родном языке. Здесь происходили и происходят всё те же процессы. Порой получается, что мы сами не ведаем, что говорим.

Расхожее выражение «первый блин комом», вовсе не подразумевало несколько сот лет назад, что «любое дело начинается с неминуемой ошибки». Оно означало, что первый блин нужно жертвовать нашим тогдашним соседям, лесным медведям, комам (с буквой «а»). И писалось оно, соответственно – «первый блин – комам».

Другое выражение, «в семье не без урода», тоже не означало того, что мы понимаем сегодня. «Уродом» назывался первенец в семье, тот, кто при любых обстоятельствах должен был оставаться «у рода», то есть при родителях, помогая им.

Многие слова превращались в свою противоположность вовсе не случайно, а по злой воле церковников (в их руках была основа письменного языка того времени – библия) или так называемых «ученых», помогающих нам забыть свою историю. По их словам, наши предки (и тогдашние жрецы) только и делали, что «били баклуши», «водили вилами по воде» да «толкли воду в ступе». На самом же деле всё это не имеет никакого отношения к праздному проведению досуга. Так «баклушами» называли чурки (иначе говоря, заготовки), которые отец или дед делал из дерева, специально для этого выращенного на родовой земле. Баклуши в умелых руках превращались в ложки, чашки и прочую утварь, которая дарилась детям и служила им верой и правдой долгие годы. «Вилами» называли специальные деревянные трезубцы или просто вытянутые пальцы, которыми умеющие люди «заряжали» воду. Тот же результат достигался «толчением» воды, что, между прочим, рекомендуется проделывать и в наших нынешних «водопроводных» условиях. Речь, разумеется, не о «чумаках» и прочей нечисти, а о том, что дробление молекул воды способствует ее очищению.

К наиболее подлым переиначиваниям значений я бы отнес историю со словом «невеста». Раньше оно обозначало юную девушку, ещё не знающую основ семейной жизни и потому не готовую к свадьбе. Она была не-веста, не ведающая, не созревшая. Жениться на девушке можно было только тогда, когда она становилась вестой, не раньше. Потому что если жениться на не-весте, то что будет? Правильно – брак…