Анна Малоземова - История Странноприимного дома

В Нижнем Новгороде сотрудники архива встретили Карамзина. «Триумвират историков: Карамзин, Бантыш-Каменский и Малиновский каждый день беседовали о несчастьях отечества. И когда сомневался кто-нибудь в счастливом окончании дел, Карамзин пророчески указывал на кремль нижегородский, напоминая Минина и уверяя, что каковы были русские в 1612 году, таковы будут они и в 1812».

Тем временем Дом покинула большая часть его жителей. Попечитель, генерал-майор Василий Сергеевич Шереметев, оставляет вверенное ему учреждение, поскольку «надеется быть употребленным на составление военного ополчения в Нижнем Новгороде». Уходили в ополчение и рядовые сотрудники Дома.

В день входа французов в Москву, 2 сентября 1812 года, в «странноприимнице» находилось только 11 раненых офицеров, больных отправляли на лечение в Екатерининскую больницу. В богадельне обреталось 32 человека. Все меры, указанные советом, были приняты. Из тех, кто работал в Доме, остались канцелярский служитель Назаров, аптекарь Лорбеер (ему временно передал свои обязанности Петр Михайлович Бер), помощник аптекаря Гельвинг, швейцар, сиделки, прачки и рабочие. Помощника главного смотрителя Муравьева сменил надворный советник С. В. Протопопов. Доктор Яков Вильгельмович Кир направился на родину, в Шотландию (откуда вернулся лишь 8 июня 1813 года), передав свои обязанности штаб-лекарю Крылову. Военный караул, охранявший Дом в соответствии с выполненной императором Александром просьбой Шереметева, ушел в действующую армию. За безопасностью Дома теперь следили сами его служащие. В храме Живоначальной Троицы богослужения не прекращались до тех пор, пока это было возможно. Странноприимному дому предстояло испытать «все неистовства, какие токмо изобрести могут одни просвещенные французы». Так описывал пребывание неприятеля в Москве Федор Иванович Корбелецкий в своей книге «Краткое повествование о вторжении французов в Москву и о пребывании их в оной, описанное с 31 августа по 27 сентября 1812 г. Ф. Корбелецким с присовокуплением собственного его странствования», изданной в Санкт-Петербурге в 1813 году.

Напрасно ожидавший за городом депутатов с московскими ключами, Наполеон принял решение лично поехать за ними и оказался в Белокаменной во вторник, 3 сентября, въехав «в половине одиннадцатого часа утра в Дорогомиловскую заставу. Арбат был совершенно пуст». На улице Бонапарт увидел только содержателя одной из аптек и его семью, а также раненого французского генерала, «накануне к ним поставленного постоем». «Подъехав ближе, Наполеон посмотрел на них вверх весьма злобно», окинул быстрым взглядом весь дом, вновь бросил взгляд на находящихся у окна – и продолжил путь.

«Он сидел на маленькой арабской лошади, в сером сюртуке, в простой треугольной шляпе, без всякого знака отличия. В расстоянии ста сажен ехали перед ним два эскадрона конной гвардии. Свита маршала и других чиновников, окружавших Наполеона, была весьма многочисленна. Пестрота мундиров, богатство оных, орденские ленты различных цветов – все сие делало картину прекрасною, а простоту Наполеонова убранства еще разительнейшею».

(Источник: Корбелецкий Ф. И. Краткое повествование о вторжении французов в Москву.)

«Победитель Москвы» приблизился к Боровицким воротам. За все это время он не заметил почти ни одного жителя.

«Негодование написано было на всех чертах Наполеонова лица». Император Франции даже не пытался скрывать происходившее в его душе. Спускаясь с лошади и взглянув на стены Кремля, он с насмешкой произнес: «Какие страшные стены!» «Удивительно, что он пренебрег обыкновенною своею комедиею и что не приказал поднести себе московских ключей, кем бы то ни было, для провозглашения потом пышной церемонии сей».

В ярости от ненависти и пренебрежения, встреченных со стороны русского народа, который предпочел «лучше уступить древнюю свою столицу его ненасытному честолюбию и алчности его орд, нежели преклонить перед ним выю», Наполеон приказал, чтобы во всех полках, «по очереди к грабежу назначенных, употреблять отборных солдат, вместе с офицерами, для доставления в Кремль съестных припасов всякого рода, и чтобы русских обоего пола, не разбирая ни состояния, ни лет, употреблять для сего вместо лошадей».

Наполеон I Бонапарт

В Кремле Наполеон, окруженный своими маршалами и генералами, «взирает равнодушно на огонь, истребляющий мгновенно многие части города». Свита уверяла: «Это Ростопчин жжет Москву, а не мы». На главнокомандующего Москвы Федора Васильевича Ростопчина «изрыгались тьмы ругательств». В имении графа в селе Вороново нашли прикрепленную к церковной двери записку на французском языке: «Восемь лет украшал я это село, в котором наслаждался счастием среди моей семьи. При вашем приближении обыватели, в числе 1720, покидают жилища, а я предаю огню дом свой, чтобы он не был осквернен вашим присутствием. Французы! В Москве оставил я вам два моих дома и движимости на полмиллиона рублей: здесь вы найдете только пепел».

Городская усадьба Ростопчина располагалась неподалеку от Странноприимного дома, на Сретенке – ныне Большая Лубянка, 14. Здесь записывали в ряды Московского ополчения… Сюда после Бородинской битвы привезли раненого генерала Петра Ивановича Багратиона.

Князь Петр Иванович Багратион

Можно было подумать, что со въездом Наполеона в Москву «самый огонь паче ожесточился и, соединяясь с сильным ветром (неразлучным своим спутником), истреблял вдруг то, что веками сооружаемо было. Пламя и ужасный ветер усугубляли свои силы (особенно 4 числа, в среду) для поглощения всего того, что только могло служить пищею или добычей неистовым врагам».

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.