Илья Левяш - Глобальный мир и геополитика. Культурно-цивилизационное измерение. Книга 1

Эта беседа оказалась мрачным пророчеством. Ни один современный ответственный политик не вправе предавать забвению «порочное зачатие» нацизма в демократическом чреве. И тем не менее в мире насаждается, говоря словами А. Салмина, «миф демократии». Особенность этого мифа заключается в том, что, поскольку тоталитарно-демократический король оказался «голым», этот расхожий миф предстает в гораздо более респектабельной форме либеральной демократии.

Такая смысловая связка по определению не легитимна. По Валлерстайну, демократия и либерализм вовсе не являются двойниками, а в большинстве представляют противоположности. «Либерализм… изобрели для противодействия демократии. Он был призван разрешить проблему сдерживания «опасных классов» – сперва в рамках ядра государств, а затем в рамках всей миросистемы. Выход, который предлагал либерализм, сводился к тому, чтобы предоставить почти всем ограниченный доступ к политической власти и к доле прибавочной стоимости – … на уровне, неспособном угрожать процессу непрекращающегося накопления капитала и той государственной системе, где он развивался» [Полис, 1996. № 4].

В результате повсеместно отмечается размывание смыслового ядра демократии до такой степени неопределенности, что она предстает как «понятие, которое решительно не поддается определению» [Лейпхарт, 1997, с. 38]. Это понятие стало, по словам Ф. Закарии, «аналитически бесполезным» [2004, с. 14]. М. Доган утверждает: «В настоящее время слово «демократия» без предшествующего определения в большинстве случаев оказывается обманчивым» [Политическая наука…, 1999, с. 135].

Казалось бы, скепсис относительно демократии нарастает прямо пропорционально удалению ее «третьей волны» от традиционных центров. С точки зрения П. Ратленда, «хотя сейчас формально демократические институты получили распространение в большем количестве стран, чем когда-либо прежде в истории, качество этих демократий оставляет желать много большего. Существует и широко признается разрыв между формой и содержанием… Оптимизм по поводу демократического вектора развития в 80-е годы сменился растущим осознанием пределов распространения демократии» [2002, с. 16, 17].

Однако чешский политолог Л. Вацулик усматривает глубинную причину в состоянии демократии как раз в ее цитаделях . Он отмечает, что «в посттоталитарных странах должны бы формироваться системы, построенные на уроках как социализма, так и капитализма. К сожалению, новый строй не находит пока решения старых вопросов… коммунизм у нас пал, но причины – почему он возник – остались. Новый строй тоже нуждается в присмотре. Иначе прав будет философ…, который недавно высказал ужасную мысль: капитализм развился уже настолько, что почувствовал силы избавиться от демократии» [Цит. по: Известия, 21.08.1998].

Процесс зашел достаточно далеко. По определению Ф. Закария, в США он ведет «к появлению своей версии нелиберальной демократии». Более того, – и мало кто в Америке дерзает на столь рискованное резюме – «американская система характеризуется не демократичностью, а именно недемократичностью, поскольку в ней существуют разнообразные ограничения прав большинства избирателей» [2004, с. 11, 12]. В начале 60-х годов более 70 % американцев были согласны с утверждением, что правительству в Вашингтоне можно доверять. Спустя 30 лет соответствующая цифра упала до 30 %. В итоге «большинство граждан утратило веру в американскую демократию» [Там же, с. 172].

Таковы далеко не единичные констатации и оценки. К. Лэш отмечает: «Растущая очевидность широко распространенной неэффективности и коррупции, падение производительности в Америке, преследование спекулятивных целей в ущерб производственным, устаревание инфраструктуры, нищенские условия охваченных преступностью городов, тревожный и постыдный рост бедности и расширяющаяся пропасть меду бедностью и богатством – эти тенденции, зловещие последствия которых уже невозможно более не замечать и скрывать, вновь открыли исторический спор о демократии. В час блестящей победы над коммунизмом демократия у себя дома подвергается тяжелым испытаниям, и ее критика усилится, если деградация продолжится такими же темпами, как сейчас. Формально демократические институты не гарантируют дееспособный социальный порядок» [Lasch, 1996].

Большой бизнес уже не нуждается в демократии даже как фиговом листке, и поистине «дорогого стоит» циничное откровение главного экономиста Всемирного банка К. Руэла в интервью журналу Newsweek: «Будучи инвестором, демократией на самом деле не интересуешься» [Цит. по: МН, 10–16.09.2004].

Этот мартиролог демократии можно без труда умножить, и уместно поставить вопрос: какова первородная сущность, «субстанция» демократии, способной тясячелетиями порождать столько надежд и разочарований, скоротечных мифологемных масок и их едва ли не фатального падения? Возможно, констатируя затруднения политологического знания, полезно обратиться к объясняющему потенциалу психоанализа.

Ф. Виттельс, известный психоаналитик З. Фрейда, в биографии своего учителя рассказывает о знакомстве учителя с феноменом дефицита собственного «я». До Первой мировой войны Фрейд «знавал» в полиэтничной Австро-Венгерской империи «легкомысленную дамочку», которая каждую ночь проводила в другой казарме. После ночи, проведенной в кавалерийских казармах, она на следующее утро говорила с венгерским акцентом гусар. После казарм пехотинцев она говорила на недурном чехо-немецком языке, а от уланов возвращалась едва ли не полькой. «Она идентифицировала себя регулярно с теми лицами, объектом любви которых она как раз была, и, в конце концов, она сделалась типичным примером «множественной личности» [Виттельс, 1991, с. 160].

Демократия – типичная «множественная личность». В принципе она может быть и либеральной, и тоталитарной, и авторитарной, хотя степень ее комплементарности с различными формами политического устройства – «переменная величина». Верно отмечено, что «демократический миф, взращенный европейским Просвещением, господствовал в политической сфере эпохи модерна безраздельно. К нему апеллировали и либеральные, и коммунистические, и националистические идеологии. Каждая из них, а также опиравшиеся на них политические системы, оспаривали друг у друга право называться наиболее демократическими, т. е. соответствующими идее «правления народа» [Полис, 2000, № 3, с. 12]. Как воспоминание о будущем демократии, прозвучала статья «Демократизация – вежливость королей» об изменениях реликтовой политической системы в некоторых государствах Ближнего Востока: «Если завтра в Саудовской Аравии вдруг провозгласят демократию, то к власти могут прийти силы гораздо более реакционные, чем даже «Талибан» в Афанистане» [НГ, 10.02.2005]. Как мудро говорят на Востоке, «из ишака не вырастить рысака».