Павел Гуревич - Основы философии

Между наукой и философией сложные отношения. Возьмем, к примеру, З. Фрейда. В его трудах немало ссылок на Платона, Аристотеля, Шопенгауэра, но он воспринимает тексты этих мыслителей в сугубо прикладном научном аспекте. Себя же Фрейд философом не считает. Однако парадокс заключается в том, что, выстраивая идеал строгой науки, Фрейд тем не менее оказался философом, родоначальником целого философского направления. Его открытия радикально изменили представление о философии, человеке, сознании. Он оставил глубокие мысли о происхождении культуры и религии.

Как могло это произойти? Дело в том, что Фрейд стремился применить сделанные им открытия к истолкованию различных социальных и культурных феноменов. Однако обеспечить при этом строго научную экспертизу он был в состоянии далеко не всегда. Поэтому его мысль устремлялась в такие сферы, где конкретных знаний явно не хватало. Но ведь это и есть предназначение философии.

Создав свое учение, Фрейд поставил вопрос о том, как могут отнестись к его открытиям медики и философы. Медики, по его словам, не нашли ничего хорошего в психоанализе и не захотели исполнить его требование: переоценить многое и увидеть некоторые вещи в ином свете. Фрейд высказал предположение, что философы могли бы встретить психоанализ с одобрением. «Ведь они уже привыкли ставить во главу угла своего миропонимания абстрактные понятия (правда, злые языки говорят – не поддающиеся определению понятия), и нельзя было предполагать, чтобы они чинили препятствия расширению области психологии, какое предпринял психоанализ» [23] Фрейд З. Психоаналитические этюды // Фрейд З. Тотем и табу. М., 1997. С. 403. .

Однако тут, как отмечал Фрейд, возникло другое препятствие. Психическое, как оно понималось философами, не соответствовало психическому психоанализа. Подавляющее большинство философов называло психическим лишь то, что является феноменом сознания. Для них мир сознательного покрывался объемом психического. Все остальное, происходящее в трудно постигаемой душе, философы относили к органическим предпосылкам или к параллельным процессам психического. Точнее говоря, философы полагали, что душа не имеет никакого другого содержания, кроме феноменов сознания, следовательно, и наука о душе, психология, не имеет никакого другого объекта. По этому поводу Фрейд замечает: «Точно так же думает и профан» [24] Там же. С. 404. .

Что может сказать философ по поводу учения, которое подобно психоанализу утверждает, что душевное само по себе скорее бессознательно, что сознание является лишь качеством, которое может присоединиться или не присоединиться к отдельному душевному факту и которое иногда ничего не изменяет в нем, если оно не наступает? Философия, по мнению Фрейда, может утверждать, что бессознательное это небылица. Австрийский психиатр полагает, что современный философ может дать только узкое определение душевного.

«Философ легко приобретает уверенность, – пишет Фрейд, – и в этом своем суждении, так как он незнаком с материалом, изучение которого заставило аналитика поверить в существование бессознательных душевных актов. Он не принял во внимание гипноз, не занимался толкованием сновидений, – он, наоборот, считал, подобно врачу, сновидения бессмысленным продуктом пониженной во время сна душевной деятельности, – он едва ли знает о том, что есть такие вещи, как навязчивые представления и бредовые идеи, и был бы весьма смущен, если бы от него потребовали объяснить их, исходя из его психологических предпосылок» [25] Фрейд 3. Психоаналитические этюды // Фрейд З. Тотем и табу. М., 1997. С. 403. .

Можно ли сказать, что Фрейд тенденциозно относится к философии? Безусловно! Он требует от философа конкретной эмпирической работы (гипноз, толкование сновидений), без которой, как считает Фрейд, философия бессильна что-либо утверждать. В противовес философу аналитик тоже не может сказать, что такое бессознательное. Но он может указать на ту область проявлений, наблюдение которых заставило его предположить существование бессознательного.

Разумеется, трактовка философии у Фрейда крайне обуженная. Он считает, что философ не знает другого вида наблюдения, кроме самонаблюдения. Разумеется, философы в поисках истины нередко обращаются к собственному внутреннему опыту. Но было бы упрощением считать, что мыслители опираются только на коллекционирование собственных состояний. Разумеется, философ не занимается постановкой конкретных экспериментов. Но это вовсе не означает, будто у философа отсутствуют методы, позволяющие ему наблюдать и оценивать внешний мир.

Психоанализ оказался в промежуточном положении между медициной и философией. Медик считал его спекулятивной системой и не мог поверить в то, что он, подобно всякой естественной науке, основан, как подчеркивает Фрейд, на нетерпеливой и многотрудной обработке фактов из мира восприятия. «Философ же, – продолжает Фрейд, – измеряющий его масштабом своих собственных состроенных системных образований, считает, что он исходит из несуществующих предпосылок и упрекает его [психоаналитика. – П.Г.] в том, что его самые основные понятия, находящиеся еще в стадии развития, лишены ясности и точности» [26] Фрейд 3. Психоаналитические этюды // Фрейд З. Тотем и табу. М., 1997. С. 403. .

Фрейд, таким образом, пытался доказать, что философия не является наукой, что она ограничена в своих возможностях создания системных образований, что она критически относится ко многим рождающимся научным открытиям. Фрейд, безусловно, прав в том, что философия не является наукой. Однако остальные его выводы нуждаются в критической оценке.

Будет ли при этом философия названа жизненной мудростью, наукой о принципах, учением об абсолюте, самопознанием человеческого духа или еще как-нибудь, определение всегда останется либо слишком широким, либо слишком узким. В истории всегда найдутся учения, которые называются философией и тем не менее не подходят под тот или иной из установленных признаков этого понятия.

Виндельбанд, например, пытается подвести философию под понятие науки. Слабым доводом против этого служит утверждение, что в некоторых случаях вид может в течение некоторого времени полностью сливаться с родом, как это было, например, на ранней стадии греческого мышления, когда существовала только одна, неделимая наука, или позже в периоды, когда универсалистская тенденция Декарта или Гегеля признавала остальные «науки» лишь постольку, поскольку их можно было рассматривать как части философии.

В большинстве философских учений, показывает Виндельбанд, присутствуют совершенно ненаучные элементы и ходы мыслей. Это также доказывает только то, в какой незначительной степени действительная философия до сих пор выполняла свою задачу. К тому же можно привести аналогичные явления из истории других «наук», как, например, господство мифологии в истории, алхимии – в детский период химии или период астрологических мечтаний в астрономии.