Светлана Веселова - Город. Между архитектурным проектом и информационной сетью

В связи с намеченной линией исследования, объектом моего пристального интереса являются метафоры, в которых описывается современный город. С развитием индустриального общества город принимает на себя образ организма и машины. Если город с улицами-«артериями» и «кругообращением» капитала инспирирован открытием большого и малого кругов кровообращения Гарвея, то образу города – машины мы обязаны появлением промышленного города. Так метафора человека-машины, вошедшая в философский дискурс благодаря работам Декарта, Ламетри, Дидро, с появлением индустриальных городов распространяется и на город, и по сей день остается сквозной метафорой или плавающим означающим эпохи. Однако машина усложняется, она уже не просто захватывает и перерабатывает массы, но имплантируется внутрь, «работает в самом сердце субъективности». В какой-то момент возникает гибридное поле метафор машины и организма, чаще всего применяемых для описания современных процессов. В определении города как ризомы Делезом и Гуаттари легко заметить те самые круги кровообращения Гарвея и организм, непредсказуемо разрастающийся нечеловеческий организм.

Последние работы Лос-Анджелесской школы, в частности недавняя книга Майкла Дэвиса «Мертвые города» заставляет нас усомниться в той форме знания, которая позволяет нам видеть город неотъемлемой частью человеческой цивилизации, неотступно и континуально сопровождающей общество на протяжении его развития. Событие 11 сентября 2001 года еще раз показало нам, сколь хрупок город, показало нам, что эпоха города как символа экономического процветания осталась в прошлом. Что ждет нас в дальнейшем? Это мы должны осмыслить сейчас. «Город уходит из города, – говорит другой представитель школы, Мишель Сэррс, – но это единственный момент, когда мы можем что-то понять».

На примере городов Европы мы можем наблюдать увлекательную историю развития и самоотрицания городского пространства. Города меняли архитектурные доминанты и строительные планировки, сгущались в лабиринт улиц и выстраивались вдоль прорубленных линий via Colombo в Риме, бульваров Османа в Париже, венской Ringstrasse, символизирующих союз старой династии и молодой буржуазии. Мы проследим это изменение городского пространства: от геометрически организованных городов античности через хаотически застраивавшиеся города средневековья к новому торжеству рационально спланированных городов картезианской геометрии Нового времени, выстраивающихся в прямую линию функциональных городов буржуазии и вплоть до виртуального киберполиса информационной сети, продолжающегося за пределами города как архитектурного проекта.

Становление полиса в Древней Греции – уникальный процесс, который не может быть уподоблен ни развитию политической, социальной и экономической структуре городов Древнего Востока, ни зарождению городов Средневековой Европы. Только на этой территории и только в этих условиях мог возникнуть концепт полиса – структурного образования со своеобразной градостроительной, социальной и политической организацией.

По свидетельству историков, возникновение греческого полиса исторически совпадает с новой фазой так называемой «городской революции», охватившей в первой половине I тысячелетия до н. э. практически все Средиземноморье от Сирофиникийского побережья и Палестины на востоке и до южной оконечности Иберийского полуострова на западе. 11 11 Hammond M. The city in the Ancient word. Cambridge, Mass., 1972, P.349. Новая волна переселения народов сопровождалась катастрофами и социальными потрясениями, обрушившимися на Грецию в конце II тысячелетия. Археологический материал свидетельствует о сильном экономическом и культурном упадке, охватившем Грецию в XII – XI веках. Кроме того, сказывалась длительная изоляция Эгейского бассейна от стран Передней Азии. Поэтому греческая урбанизация началась практически с нуля 12 12 На независимый характер образования греческих городов указывает Старр (Starr Ch. G. The economic and social growth of Early Greece 800—500 B. C. New York, 1977, P.101). Еще два независимых очага урбанизации возникли в то же время в Италии (Этрусские города) и в Южной Аравии (Сабейские города Йемена). .

Итак, в VIII – VII веках до нашей эры на периферии существовавшего к тому времени цивилизованного мира начинают возникать новые политические центры греческих государств. Вероятно, наиболее жизнеспособным в эту пору крушения Микенской цивилизации, миграции дорийских и других северо-греческих племен оказался определенный тип поселения бронзового века, названного «протополисом». Его отличали: 1) наличие примитивных укреплений, слабость которых компенсировалась положением протополиса на укрепленной самой природой возвышенности (естественный акрополь) или на выдвинутом в море мысу; 2) компактная (ульевидная) застройка всей площади поселения стандартными блоками домов. Укрепленные поселения послемиграционного периода размещаются либо в прибрежной зоне (обычно на небольших выступах береговой полосы, которые легче было защищать от нападения со стороны суши), либо вдали от моря на плоской вершине какой-нибудь труднодоступной возвышенности. 13 13 Андреев Ю. В. Раннегреческий полис. Л.,1976, С.28.

Начиная с послемиграционного или так называемого гомеровского периода, мы имеем свидетельства письменных источников о становлении греческого полиса. Планировка эпического полиса (его примерами могут служить Троя в «Илиаде» и город феаков в «Одиссее») подчинена тем же принципам: дома граждан полиса вместе с царским дворцом и главным святилищем обычно теснятся на небольшом пространстве, обнесенном стеной. За ее чертой, «в поле» остаются разрозненные сельские усадьбы и загоны для скота. И хотя полисом Гомер называет и комплекс объединенных деревень типа Спарты, древнегреческая стратегия формирования города очевидна. Морфологически полис тяготеет к городу-горе, что находит свою квинтэссенцию в Акрополе. Город не столько выгораживается из природы стеной (хотя стены окружают полис), сколько выноситься на вершину – туда, где меньше ощущается давление ландшафта со стороны равнины. Сперва осуществляется выбор в природном ландшафте. Он падает на возвышенные места. Потом происходит их освоение – превращение из природного в символическое: обнесение стеной, организация внутренней топологии полиса. Формы древнего полиса не случайны, они суть образы того, что было изъято из природы: перепады высот, мерное чередование холмистых возвышенностей или круто поднимающаяся скала Акрополя. Формы, в которых отстраивает себя полис, заняты у природы, но абстрагированы с помощью технэ (в отношении города это строительные практики греков). Строения города повторяют формы ландшафта, но соотносятся уже не с природным, а с символическим – с мифом, упорядоченным космосом. Город захватывает вид ландшафта, но начинает производить его искусственно, стремясь перевести его в область идеальных предметностей. Каждый город строится навечно, а значит он должен изъять все, что может быть смыто простым сообщением с природной случайностью. Он должен устоять подобно твердыне в хаосе, а значит соотнести себя с миром вечных идей, как это происходит у Платона. Здесь еще не идет речь о геометрическом городе борьбы со временем, роковое спрямление линий которого приведет на большой дистанции европейские города к самоотрицанию некогда заботливо выгороженного из природы городского пространства. Греческий полис – это не только Акрополь, где находится агора, святилища, театр, но и лежащая в низине Хора, которая подобно буферу не позволяет закрыть ток природного. Хора объемлет город-гору, здесь возделываются поля и виноградники. Хора дает полису питание и силы. Символическое значение Хоры дает Платон в диалоге Тимей, намечая две линии существования полиса: космоантропологическую и гносеологическую. В космогонии Хора разделяет собой четыре стихии, являя собой как бы сито, которое отсеивает зерна от мякины (53а). Она разделила стихии из хаотического смешения, пройдя через нее, они обрели разум и меру. Хора пре- и прибывает на пороге полиса, она отсутствуя присутствует. В гносеологической линии Тимея Хора являет сам переходом от незнания к знанию. Ведь душа по Платону бессмертна, а значит знает все, но переходит в идеальный город-государство по мере того как припоминает все. Действия же учителя подобны действия возделывающего плодородные земли Хоры, он «насаждает в душе ученика подходящие речи» (Федр 277а).