Коллектив авторов - Идеи и числа. Основания и критерии оценки результативности философских и социогуманитарных исследований

При этом, когда мы говорим об актуальности «на вырост», о конфликте между философом и обществом, речь идет вовсе не обязательно или даже в последнюю очередь о прямом, непосредственном проектировании политики, социальности, познания, технологий и т. и., хотя и это сплошь и рядом имеет место. Часто опережение происходит как раз в самых отвлеченных сферах, на высших уровнях умозрения. Философия только на первый взгляд схватывает, отражает и теоретически санкционирует общее умонастроение эпохи, ее живую логику и мирочувствие. Гораздо важнее то, что одновременно она ищет конструктивный, проектный выход из этих ситуаций – меняет акценты, приоритеты интереса мышления и действия, саму тональность существования. А потом оказывается, что постепенно, со временем, наука, политика, социальные практики, право, повседневная мораль, а иногда даже и искусство входят в круг актуальности, ранее очерченный философией. Часто они делают актуальным то, что философия актуализировала даже не вчера, а достаточно давно. Причем делают они это не сами по себе, а под влиянием среды и контекста, трансляция которого из философии заслуживает отдельного анализа и описания.

Философия изначально расчленялась на ряд сравнительно самостоятельных разрядов (аспектов). В современном виде она представляет собой уже давно разветвленную область знаний. Причем здесь важно учитывать как дифференциацию предметных областей и уровней, так и собственно жанры философствования – мышления, а то и просто письма. Эти различия важны также как в плане понимания специфики актуальности, так и с точки зрения оценки результативности. Одни работы, авторы и целые направления более непосредственно включены в актуальный контекст познания и жизни общества, политики и науки, интеллектуальных, духовных, художественных и нравственных исканий своего времени – другие, наоборот, по крайней мере, представляются скорее вещью в себе, попыткой мыслить по возможности вне давления конкретного исторического времени и социально-политического пространства, преодолевая соблазны втянутости – что называется «не на злобу дня». Эти различия в степени актуализации можно обнаружить и в синхронном срезе (в сравнении разных философий и философов «своего времени»), и даже в наследии одного и того же автора, работы которого школьная история философии легко относит к более актуальным или, наоборот, к более «фундаментальным». Хорошо просматриваются такие различия и в исторической асинхронии, в которой при желании можно обнаружить своего рода синусоидальные, маятниковые колебания между полюсами максимальной отстраненности и непосредственной втянутости, философического воспарения над бренной жизнью и страстного, заинтересованного погружения в нее.

Может показаться, что здесь есть противоречие с первоначально высказанной идеей универсальной актуальности философии. Однако это не так: просто в одних случаях ее актуальность бросается в глаза и культивируется, а в других остается скрытой и требующей для своего выявления специальных усилий. А иногда времени, исчисляемого годами, десятилетиями, веками. Как говорил герой одного популярнейшего в свое время фильма, причем именно про науку, идея должна созреть, ведь даже если собрать вместе девять беременных женщин, ребенок за месяц не родится. Самое острое в сюжете было то, что это говорили люди, время жизни которых после облучения измерялось едва ли не неделями.

Сюда же непосредственно примыкает и вовсе практическая проблема, связанная с поползновениями к тому, чтобы философию и социогуманитарные исследования встроить в те же форматы «объективной», формализованной, количественно фиксируемой и «бессубъектно» исчисляемой оценки результативности, что уже (хотя и с разным успехом) применяются в точных и естественных науках.

Здесь сразу выявляется множество специфических и во многом решающих моментов, из-за которых такая оценка при механическом копировании естественнонаучных, негуманитарных форматов дает как раз не объективную, а чудовищно деформированную картину состояния нашей философии и гуманитаристики. Особенно это выражено применительно к российской ситуации, по целому ряду параметров не укладывающейся в стандартные схемы исчисления результативности. Об этом написано уже вполне достаточно, в том числе и в разных главах настоящего издания, однако до сих пор эта критика не стала основой для принятия основательных управленческих решений, а главное, практически не осмыслены «морально-политические» последствия недоучета этой специфики. Если сегодня это лишь отчасти портит имидж российской философии в глазах общества и власти, а также имидж российского философского и гуманитарного знания в мире, то завтра, если не провести необходимую коррекцию в понимании проблемы и в использовании «апробированных» методик, могут быть приняты глубоко ошибочные и крайне опасные управленческие и даже политические решения, последствия которых для ряда философских и гуманитарных отраслей могут оказаться фатальными и необратимыми.

Может показаться, что эта проблема философской и гуманитарной библиометрии сугубо техническая, решаемая на уровне методики (даже не методологии) и уж во всяком случае не связанная с таким фундаментальным предметом, как актуальность философии в историческом, интеллектуальном и социально-политическом измерении (то есть с тем, о чем говорилось в начале данной главы). Однако это не так: чтобы оценивать результативность философских и социогуманитарных исследований в целях мониторинга работы и принятия управленческих решений, необходимо предварительно составить хоть сколько-нибудь корректное представление о том, что такое философский «результат», в чем именно, когда и как он проявляется и что служит для него необходимым контекстом, порождающей средой. В противном случае легко принять за результат конъюнктурные подделки и при этом проглядеть, а то и вовсе загубить результат подлинный.

Оценка результата в философии (или, как сейчас приходится выражаться, «результативности философских исследований») средствами, обычными для других сфер интеллектуальной деятельности, существенно затруднена. Разумеется, каждая сфера имеет свою специфику и, возможно, критерии оценки каждый раз должны уточняться. Тем не менее философия в этом отношении выделяется среди всех других областей знаний. Если она и не «царица наук», как думали одно время, тем не менее она охватывает познание в такой широте и предельности, которые имеют отношение ко всем его формам. Результат в философии, таким образом, сам является самостоятельным предметом анализа. Проще всего сослаться на уже упоминавшийся временной лаг, который в философии по факту и по определению существенно, а иногда и на порядок больше, чем в обычной науке, в позитивном или даже в социогуманитарном знании. Философ нечто открывает, но и его самого (идею, работу, направление) еще должны открыть в философии и прочих связанных науках, отраслях деятельности и т. и. Даже когда кажется, что философ работает непосредственно с предметом исследования, он всегда одновременно работает и с другими философами и философиями. Тема интеллектуального саморазвития, самодвижения мысли вообще одна из основополагающих в философии. Есть даже точка зрения, согласно которой философы вообще говорят все время об одном, решают одни и те же вопросы и лишь создают для этого разные «машины мышления», о которых говорилось выше. В таких случаях и вовсе проблематично выявить «результат» сразу и без скрупулезного, специализированного анализа.