С. Гальперин - Опыт восхождения к цельному знанию. Публикации разных лет

Многократно воспетый поэтами свет европейского Просвещения на поверку оказывается всего лишь отражённым, подобно холодному лунному свету, порождением человеческого разума. В нём отсутствует то, что присуще солнечному свету – выражение животворящего начала. Неспроста и сама теория познания, соответствующая ему, создавалась как теория отражения. Сегодня высвеченная им картина мира сводится к многообразию явлений (феноменов), описываемых системой понятий и определений. Наука предлагает верить в реальность всякой вещи, если она находится в пределах применимости соответствующих ей понятий или математических моделей, не без самодовольства называя такую реальность «онтической» («όντως» /гр./ – по правде, на самом деле). Принципы своего подхода наука пытается (и не без успеха) распространить и на иные сферы общественной жизни.

Альтернативой онтической реальности является реальность символическая, и возврат в неё разума – единственный путь к спасению человечества от грядущей деградации и вырождения. Речь о возврате идёт потому, что христианская культура до своей секуляризации целиком пребывала именно в символической реальности. Направления, по которым шёл от неё отрыв разума в западном христианстве, легко определить, вспомнив английский эмпиризм, французский материализм, германский идеализм. Что же касается православного мира, то здесь картина совершенно иная: стержнем самобытной русской философии остаётся мистический символизм – от Григория Сковороды до Павла Флоренского. Конечно, плоды европейского Просвещения дошли и до России, породив зловещую секулярность, и уже в нынешнем веке воинствующий материализм попытался вытравить даже память о главном направлении отечественной мысли, сохраняющей святоотеческие традиции. Но и тут профессор Лосев, надеясь быть услышанным и понятым хоть на краю могилы, решается обнародовать свой итоговый императив: «У меня есть одна… формула. Она гласит, что и сама действительность, и её усвоение, и её переделывание требуют от нас символического образа мышления». 2 Развёртывание этой формулы приводит нас к стройному всесторонне разработанному учению о символе как вездесущей универсальной форме выражения внутреннего во внешнем и о символической реальности как самостоятельной выразительно-смысловой сфере, являющей собой саму действительность.

Ещё в ранней юности Лосев сформулировал для себя задачу «примирения в научном мировоззрении всех областей психической жизни человека: науки, религии, философии, искусства и нравственности». 3 Как видите, речь пойдёт о научном мировоззрении, то есть опять-таки о позиции человеческого разума. Но она не имеет ничего общего с описываемым выше оторвавшимся от своих истоков помрачённым гордыней разумом. Здесь сами помыслы обращены к Богу, и, стало быть, человеческий ум мыслится как неотъемлемая часть образа Божьего, воплощённого в человеке. И обращаться следует к мысли самого Бога, которая как-то преломляется человеческим разумом. Таковы святоотеческие традиции, следуя которым, известный православный просветитель нашего века Вл. Лосский утверждает: «Бог, сотворяя, мыслит творение, и эта мысль придаёт бытию вещей его реальность… Божественным словом мир вызван из своего небытия, и есть слово для всего существующего, слово в каждой вещи, для каждой вещи, слово, которое является нормой её существования и путём к её преображению». 4

Эту истинную норму существования вещи и открыл Лосев, изложив результаты своего откровения в незавершённом труде «Сáмое самó», увидевшем свет лишь через шестьдесят лет после его создания. Автор здесь, кстати, даже не упомянул, что всякая вещь хранит тайное, сокровенное слово (логос). Но в подходе Лосева сомневаться не приходится: именно на такое утверждение другого православного философа-просветителя Вл. Эрна он сослался в своём раннем очерке «Русская философия», 5 опубликованном в Цюрихе ещё в 1919 году. Уже тогда Лосев твёрдо стоял на том спасительном для человеческого разума пути, который открывало Священное Предание Восточной (Православной) Церкви. Вместо рационализации христианства, начатого схоластическим богословием Римской Церкви и завершённого протестантством, в православии осуществлялась христианизация ума – насыщение мысли тайной, которая есть не скрываемый секрет, а свет неистощимый. Лосев говорит о ней так: «…Она ощутима как тайна, без всяких надежд на разрешение, но зато со всяческой надеждой на оплодотворение ею любых проявлений разума и смысла вообще». 6

Подход Лосева прост и понятен: всё существующее таит в себе начало, непознаваемое для человека, поскольку его мышление имеет предел. Оно начинается лишь с полагания бытия – первого утверждения: «эта вещь есть». Бытие самой вещи мыслится как множество её свойств, значений, определений. Но ведь она к ним не сводится – вещь прежде всего именно она сама. Определить абсолютную индивидуальность вещи – значит утерять её как предмет определения. Стало быть, абсолютная индивидуальность вещи, – « сáмое самó », – остаётся вне мыслимости, оказывается выше мыслимости. То же можно сказать и про « одно » – абсолютную единичность, которая мыслится лишь как «одно сущее», то есть сама по себе не есть ни то, ни то и ни это, следовательно, требует полного отрицания – апофатичности. 7

К чему же приводят эти умозаключения Лосева? Конечно же, к непостижимому для человеческого разума, всеохватывающему добытийному единоначалию, которое в христианском вероучении именуется Богом - Отцом и по-разному воспроизводится в различных областях постигаемой человеком действительности: в философии – это категория Первоединого ; в материальном мире – точка ; в математике – единица ; в антропологии – личность ; в искусстве – первообраз и т. д.

Теперь обратимся к тайне, которая проявляется на самом пределе мышления – к тайне рождения смысла (Лосев называет её «тайной первого зачатия мысли»). 8 В нашем уме она возникает одновременно с полаганием бытия конкретной вещи. Что же происходит в действительности? Вместе с утверждением: «эта вещь есть» рождается множество её смысловых возможностей, интерпретаций, которые выражают наше понимание этой вещи, то есть связаны с нашим житейским опытом, знаниями, воображением, стереотипами, интересами и. т. п. И это всё? Конечно, нет. Лосев решительно заявляет, что любая конкретная вещь независимо от разума человека обладает собственным смыслом, который рождается вместе с ней. Он включает в себя прежде всего то, чéм именно эта вещь отличается от всех других, то есть различие как категорию. Но ведь сами по себе различия вещью не являются. Они становятся ею лишь в своем слитом единстве – в тождестве . Стало быть, первозданный смысл вещи – тождество её различий, единораздельность, которая относится не только к отдельной вещи, но и ко всем вещам, составляющим мир: смысл соединяет их во вселенское цельнораздельное единство.