Галина Китова - Научная политика. Глобальный контекст и российская практика

Докризисный опыт промышленно развитых стран мира наглядно продемонстрировал, что эффективность национальных моделей научной политики зависит не только от масштабов государственной поддержки науки, но и от содержания такой поддержки, ее адекватности конкретно-историческим условиям (в том числе особенностям национальной науки), взаимной согласованности и комплексности используемых инструментов, обоснованности представлений о позиционировании страны на глобальном рынке (в том числе в его высокотехнологичном сегменте) и др.

При всем разнообразии таких моделей их объединял целый ряд общих признаков и условий, часть которых перечислена во введении [13]. Ключевым среди них представляется расширение рамок государственной научной политики за счет перехода от прямого субсидирования фундаментальных и отдельных прикладных исследований (как правило, в некоторых секторах экономики: военной сфере, здравоохранении, сельском хозяйстве и др.) к комплексной поддержке инновационного цикла в целом, включая его заключительные стадии, связанные с коммерциализацией и распространением научных результатов и технологий.

Этот процесс можно трактовать и как постепенную трансформацию собственно научной политики в звено (или этап) инновационной политики [14], ее органичное встраивание в систему национальных целей и приоритетов развития, инструментов роста конкурентоспособности страны и обеспечения ее безопасности. Причем вариация последовательности, интенсивности и проявлений подобной тенденции между отдельными странами весьма значительна. Наряду с некоторой утратой «самостоятельности» (в указанном смысле), сопровождающейся изменениями и новациями национального законодательства и системы государственного управления, современная научная политика характеризуется:

• усилением стратегической ориентации на долгосрочные цели;

• децентрализацией процесса разработки и реализации;

• комплексностью инструментов;

• динамизмом и гибкостью, обеспечивающими оперативность реакции на изменения внешних факторов и условий, в частности на сдвиги в развитии глобальных высокотехнологичных рынков;

• идентификацией малых и средних организаций в качестве ее самостоятельного объекта и др.

Указанные особенности научной политики развитых стран представляют своего рода фон для диагностики ее докризисной модели в России, оценки основных параметров этой модели, ее проблем и перспектив. Необходимость обращения к национальным практикам и компетенциям в рассматриваемой области продиктована глобальным кризисом 2008–2009 гг., проявления которого в России наглядно продемонстрировали динамику ее интеграции в мировое экономическое пространство, а также интернационализации различных аспектов развития в условиях обострения конкуренции на рынках продуктов, услуг и технологий (особенно высокотехнологичных и инновационных).

Выбор ракурса и акцентов анализа зарубежного опыта в настоящей работе определялся тем, что на протяжении последнего десятилетия (как до кризиса, так и сегодня) Россия пытается добиться устойчивой динамики и повышения конкурентоспособности экономики при неблагоприятных стартовых условиях – преимущественно сырьевая экономика, ее структурные диспропорции, технологическая отсталость, несовершенство рыночных и государственных институтов, низкая в целом инновационная активность предприятий и т. д.

Научная политика развитых стран, в существенной степени обеспечившая не только их лидерство в глобальной экономике, но и минимизацию негативных последствий недавнего мирового кризиса, представляет для России несомненный интерес и в качестве ориентира для выбора вектора и направлений совершенствования ее отечественной модели в посткризисный период, в том числе за счет заимствования отдельных методов и инструментов.

Для идентификации российской модели научной политики, сложившейся к 2008 г., и обоснования рекомендаций по ее обновлению и дополнению (в том числе и за счет усвоения уроков кризиса) следует учитывать релевантный опыт как традиционных лидеров мировой экономики, так и новых индустриальных государств. Если к первой группе принадлежат, прежде всего, США, Япония и ряд европейских стран, то ко второй – страны, сумевшие добиться существенного роста своей конкурентоспособности относительно недавно и в исторически сжатые сроки (Южная Корея, Израиль, Чили, Тайвань, Малайзия, Китай и др.). Целесообразность подобного разграничения определяется, на наш взгляд, следующими обстоятельствами.

Условия формирования и реализации научной политики в США и Европе – эволюционность, наличие благоприятного делового климата, масштабы и качество национальных систем образования и науки, развитость и эффективность институтов, традиции государственного регулирования – во многом обусловили ее ключевые характеристики, к которым можно отнести комплексность, интегрированность в систему национальных целей, значимый вклад в их достижение. Несопоставимость этих условий с российскими очевидна, в связи с чем любые сравнения соответствующих моделей – по набору используемых инструментов, финансовым ресурсам, эффективности и иным параметрам – оказываются весьма условными, а возможности заимствования лучшей практики – ограниченными.

Что касается новых индустриальных стран, то их успехи к началу XXI в. стали результатом поиска нестандартных инструментов научной политики, способных обеспечить высокие темпы экономического роста и рывок в рейтинге мировой конкурентоспособности при жестких внешних ограничениях. Они проявлялись в остром дефиците ресурсов (финансовых, кадровых, организационных и др.), существенной неполноте и фрагментарности НИС и рыночных институтов, высоких политических и инвестиционных рисках и т. д. [Об использовании в России опыта новых индустриальных стран… 2004; Яковлев, 2006; The State, Markets and Development, 1994]. Ценность этого опыта для России состоит в демонстрации возможности форсированного прогресса динамики и качества экономического роста, инновационной активности, конкурентоспособности при внешних условиях и ограничениях, в той или иной степени аналогичных российским.

В самом широком смысле под институтами подразумеваются формальные и неформальные рамки политического, экономического и социального взаимодействия. В этом контексте институтом роста (развития) может стать любая структура (инструмент, механизм), снижающая неопределенность в системе и стимулирующая более эффективную экономическую деятельность. Такие институты (включая их существующие и конструируемые элементы) способны оказать позитивное влияние на экономический рост только в случае их соответствия сложившемуся культурно-историческому и политическому контексту. Другими словами, институты, эффективные на этапе становления развивающейся экономики, могут оказаться не работающими на последующих этапах развития, и наоборот. Очевидно, что их вклад неразрывно связан со стратегиями институционального развития. В более узком понимании институты – это отдельные организации и процедурные механизмы, и экономическому прогрессу способствуют только те из них, которые позволяют реализовать эффективные управленческие решения. Таким образом, эти институты являются средой и одновременно инструментом государственной политики развития.