Марк Энтин - Россия и Европейский Союз в 2011–2014 годах. В поисках партнёрских отношений V. Том 1

Некоторые комментаторы в пылу полемики забывают азы политкорректности и сдержанности и называют проводившуюся ранее политику жесткой экономии «безумной» [161] Hugo Dixon. Rejecting austerity is not enough // International Herald Tribune. The Global Edition of the New York Times, April 29, 2013. – P. 19. . Искренне радуются тому, что ее несостоятельность теперь сделалась очевидной для всех – не только добросовестных экономистов, но и политических и предпринимательских кругов, государственных деятелей Севера и Юга ЕС. Предрекают, что фискально-бюджетный пакет постигнет такая же плачевная участь, как ранее Пакт стабильности. Для проформы институты ЕС и его государства-члены будут делать вид, будто бы это обязательные нормы, табу, которые ни в коем случае нельзя нарушать. На самом же деле будут игнорировать их. Отмахиваться от них как от противных и назойливых мух.

Непохоже. Хотя объяснений тому, почему политика жесткой экономии, проводимая в масштабах целого региона, в принципе работать не может, дается сейчас предостаточно. В наиболее доходчивой форме показать, почему она была обречена с самого начала, взялся известнейший экономист Пол Кругман [162] Paul Krugman. The story of our time // International Herald Tribune. The Global Edition of the New York Times, April 30, 2013. – P. 7. . Хозяйственный комплекс, растолковывает он, живет по принципиально иным законам, чем те, которыми мы руководствуемся в своей повседневной семейной жизни. В семье все складывают то, что они зарабатывают, в общий котел. Затем совместно решают, какую часть общего бюджета потратить и на что. Совместно определяют, сколько отложить на черный день и т. д. Специфика – расходы не влияют на доходы. В хозяйственном комплексе совершенно иначе. Расходы одной части участников комплекса являются доходами другой. Значит, если все одновременно решают снизить расходы или вынуждены это сделать, пропорционально уменьшаются и доходы. В этом суть. Ее-то апостолы жесткой экономии на протяжении всех последних лет отказывались признавать.

В 2008 г. грянул глобальный кризис. Люди поменяли свой образ жизни. Они перестали тратить в прежних объемах. Одни – потому что нечего стало тратить или они склонились к тому, чтобы попридержать деньги (лопнул пузырь на рынке жилья). Другие – потому что их к этому вынудили кредиторы (эффект скачка суверенных долгов). Как бы то ни было произошел обвал в доходах. Он, в свою очередь, вызывал безудержный рост безработицы. Экономика скатилась в депрессию. Она находится в ней до сих пор. Но главное – иначе и быть не могло.

Что нужно было делать? Сейчас, когда настрой общественного мнения, деловых и правительственных кругов поменялся, ответ кажется намного более очевидным. Если у бизнеса нет свободных денег, он терпит убытки, ограничен в возможностях и инвестиций от него ждать не приходится, государство должно тратить больше, чем обычно, и делать это до тех пор, пока не переломит ситуацию. Когда частные инвестиции снова пойдут и экономика войдет в стадию роста, тогда настанет время заниматься консолидацией бюджета, отказываться от непроизводительных расходов, снижать бюджетное финансирование. Делать все это на нисходящем тренде равносильно тому, чтобы еще глубже загонять себя в пике, создавая ситуацию, когда ни бизнес, ни государство не делают того, что нужно для преодоления спада, не заставляют деньги работать.

Все именно так просто, убеждает читателей Пол Кругман. И с объяснением происходящего, и с тем, что нужно делать. «Но влиятельные люди не хотят этому верить. Некоторые из них испытывают порочное чувство, что страдание – это правильно, что мы должны расплачиваться за прошлые грехи (даже если грешники и жертвы – совсем разные группы людей). Некоторые из них видят в кризисе подходящую возможность для того, чтобы разобрать социальные страховочные механизмы. И почти все в политической элите ориентируются на богатое меньшинство, которое-то особенно не страдает». Сейчас с политики жесткой экономии спал «интеллектуальный фиговый листок», и она предстала тем, чем всегда была: выражением «пристрастности, оппортунизма и классовых интересов». Вместе с тем у всех появился шанс вместо нее заняться тем, что нужнее всего – выходом из депрессии [163] Paul Krugman. The story of our time // International Herald Tribune. The Global Edition of the New York Times, April 30, 2013. – P. 7. .

(4) Кроме указанных выше неблагоприятных экономических и социальных последствий, иллюстрируемых материалами нынешнего и предшествующих номеров журнала, фронтальное единовременное навязывание всем жесткой экономии привело в политической области к временному распаду франко-германского тандема. Оно вызвало перегруппировку сил внутри ЕС и рост напряженности в отношениях между теми, кто предписывал ее другим (Германия и остальные северяне), и теми, кто в ущерб себе вынужден был эту политику проводить.

Дело зашло настолько далеко, что мысль о губительности продолжения прежнего курса принуждения зашатавшихся экономик к слишком уж тугому затягиванию поясов, наконец-то, дошла до лидеров ЕС и германских политиков. Они в какой-то мере осознали, что заботиться надо не только о достижении среднесрочных целей и приверженности абстрактным принципам, но и о текущем моменте, иначе ослабление южного фланга ЕС и всего интеграционного объединения зайдет настолько далеко, что будет уже не до решения более амбициозных задач.

Переполошило их и то, насколько сильно пострадал имидж Германии и иже с ней [164] Entretien. Tom Enders s’alarme d’«une Allemagne seule contre tous». “Certains, en France, sont tentés de privilégier des alliances” contre Berlin, regrette le patron d’EADS // Le Monde, Economie&Entreprise, 30 avril 2013. – P. 4; Tom Enders: “L’Allemagne a toujours été accusée d’être trop forte ou trop faible”. Le patron d’EADS appelle à en finir avec les clichés et juge que «l’Allemagne n’est pas le temple de l’austérité” // Le Monde, Economie&Entreprise, 30 avril 2013. – P. 1. . Не секрет, что чуть ли не все подряд стали возлагать именно на них вину за все те беды, которые обрушились на простой люд и предпринимательские круги более слабых стран. За спад. Безработицу. Падение жизненного уровня. Разорение мелкого и среднего бизнеса. Утрату надежды на экономический рост вследствие навязанного всем «параноидального», узкокорыстного, однобокого курса на урезание бюджетных расходов [165] Peter Spiegel. Germany’s charm offensive shows its disillusionment with Brussels // Financial Times, May 28, 2013. – P. 2. . Портреты Ангелы Меркель с гитлеровскими усиками на улицах Афин произвели эффект взорвавшейся бомбы [166] Claire Gatinois, Marie de Vergès, Frédéric Lemaitre. L’offensive de charme de Berlin. La France et l’Allemagne présentent une «initiative européenne pour la croissance et l’emploi» // Le Monde, Eco&Entreprise, 29 mai 2013. – P. 2. .

Одновременно и Франсуа Олланд разобрался с тем, что, посягая на франко-германский тандем, Париж сам себе подставляет ножку. Он очень много теряет. Позиционирование же страны во главе группировки, противостоящей северянам, дает не такую уж большую отдачу. Эффективнее договариваться с Берлином и затем действовать вместе [167] О предшествующем столкновении мнений и позиций см. Entretien. Alain Juppé: “La France est totalement isolée”. L’ancien premier ministre UMP estime que le gouvernement a perdu tout crédit pour engager un «dialogue musclé avec l’Allemagne” // Le Monde, 28–29 avril 2013. – P. 3; Juppé dénonce le “péril mortel” d’une confrontation avec Berlin. Les problèmes français n’ont pas leur origine en Allemagne, riposte la chancellerie au PS // Le Monde, 28–29 avril 2013. – P. 1; Bastien Bonnefous, David Revault d’Allonnes. François Hollande sous la pression de ses fidèles. Les critiques sur l’austérité et l’Europe gagnent désormais le cœur de la majorité et de l’exécutif // Le Monde, 27 avril 2013. – P. 8; Thomas Wieder. Les socialistes français se déchirent sur l’Allemagne. L’appel à la “confrontation” avec Berlin sème le trouble dans la majorité et le gouvernement // Le Monde, 30 avril 2013. – P. 3. . А от осуществления структурных реформ, бюджетной консолидации и в целом санации национальной экономики – все равно никуда не уйти. В результате, похоже, во внутренней политике ЕС и проводимом им экономическом курсе наметился ощутимый поворот.