Марк Энтин - Россия и Европейский Союз в 2011–2014 годах. В поисках партнёрских отношений V. Том 1

Другой, наверное, даже более отчетливо ощущаемой тенденцией политической жизни Европы становится рост популярности популистских, националистических, внесистемных движений, что со всей очевидностью вытекает из материалов «Греческая заря» и «Французский вираж», помещенных в рубрики «Тенденции и прогнозы» и «Политика». Их показатели на выборах от раза к разу все убедительнее. В Чехии они только что преподнесли откровенный сюрприз. В Португалии тоже. Здесь, как отмечается в материале «Португалия: коммунисты набирают очки» из рубрики «Дневник событий», крайне левые опять, по прошествии стольких лет, громко заявили о себе. В Германии, наряду с мейнстримовскими партиями, неплохие показатели у партий, говорящих от имени недовольных, в том числе выступающих с антиесовских позиций. На выборах в Европарламент весной 2014 г. они почти наверняка покажут еще лучшие результаты. Вот об этом хотелось бы вместе поразмышлять, уважаемый Читатель, пообстоятельнее.

Несколько лет назад, набросив на народы Европы и Америки удавку жесткой экономии, коллективный Запад допустил стратегическую ошибку. Расчет был прост. Все привыкли жить в кредит. Всем нравилось, или они были вынуждены тратить не по средствам. Рост заработной платы оторвался от намного более скромного повышения производительности труда. Государства взяли себе за правило осуществлять выплаты, превышающие суммы, которые им удавалось аккумулировать. Развитые страны в условиях глобализации, с помощью которой они вначале очень сильно нажились (о чем сейчас замалчивается), стали утрачивать конкурентоспособность. Стремительно. Ощутимо. Катастрофически.

Повсеместные дисбалансы в стоимости факторов производства, производительности труда, открытости рынков, доступе к дешевым деньгам и т. д. резко усилились. Чтобы спасти национальные банковские и финансовые системы, государства залезли в долги. Как было сочтено руководством большинства стран, недопустимо глубоко. Суверенная задолженность выросла до небес. Показалось, надо избавляться от нее во что бы то ни стало. Даже, может быть, любой ценой.

Прежнюю модель социально-экономического развития пришлось поменять. Она не обеспечивала больше выход из кризиса, возлагая на государственные структуры слишком тяжелые обременения. Национальное государство было не в состоянии более их выносить. Выход из положения, оцениваемого как недопустимое, нашли во всемерном сокращении расходов государства и бизнеса, понятное дело, прежде всего на оплату рабочей силы, содержание госслужащих, пенсии, социальные программы и выплаты.

Курс был взят фактически на «китаезацию» общества. С тем, чтобы сбалансировать бюджет. Снять нагрузку с бизнеса. Серьезно удешевить производство товаров и услуг. Искусственно поднять производительность труда. Не за счет внедрения достижений науки и техники. Не благодаря техническому переоснащению и модернизации. А административно-казарменными принудительными методами. И, в конце концов, отвоевать обратно внутренние рынки и поднять экспорт.

То, что выбор подобной мазохистской стратегии повлек за собой очень тяжелые общеэкономические последствия, – не самое главное. О том, как и почему и в результате каких просчетов рынки сжались, ВВП упал, сотни тысяч предприятий обанкротились и/или закрылись, на улицу были выкинуты миллионы людей, новое потерянное поколение молодежи осталось без работы, мы обстоятельно писали в журнале раньше. Это, пусть и крайне обидные, недопустимые, трудно исправимые, но все же в какой-то степени конъюнктурные моменты. Пережив период рецессии и стагнации, иначе говоря, дойдя до дна, экономика развитого мира, включая еврозону, ЕС в целом, Японию и США, вновь стала подниматься.

Страшнее другое – пойдя на выход из кризиса за счет простого человека, переложив его тяготы на средний класс, работяг и молодежь, власти предержащие убили в обществе какой-то нерв. Жертвами затягивания поясов, выродившегося в снижение потребления, относительное обнищание социально уязвимых слоев общества, углубление пропасти между богатыми и бедными, стало ощущение счастья, благополучия, устроенности. Пострадали в первую голову уважение к себе, вера в завтрашний день и высокая самооценка. Французы, например, утверждают аналитики, «в своем большинстве убеждены, что кризис никогда не кончится» [326] Françoise Fressoz. Hollande-Ayrault-Valls: l’autorité éclatée // Le Monde, Analyses, 25 octobre 2013. – P. 21. .

Страны развитого мира по-прежнему самые богатые. Люди здесь живут несравненно лучше, чем за его пределами. Однако из-за того, что другие поднимаются, приобретают и наращивают, а они лишаются и утрачивают, люди стали относиться к себе и окружающим с каким-то нездоровым состраданием. Их все перестало устраивать. Им от всего стало плохо. Им сделалось неуютно с самими собой, условиями своего существования, с властями, партиями, прежними социальными партнерами. Стрелки многочисленных опросов общественного мнения указывают в одном направлении – на рост недовольства, утрату ориентиров, пассивность и озлобление.

Антикризисные меры, предпринятые властью и приведшие к столь бесчеловечному результату, намного хуже, чем неверная экономическая или любая другая политика: поменяй ее, скорректируй – и через какое-то время все образуется. Это чудовищная оценочная ошибка экзистенциалистского толка. Топорно осуществленные меры жесткой экономии ударили по ткани общества, по самому ценному, что до сих пор отличало западный мир, – по надеждам народа на лучшее будущее и социальному благополучию.

Точно такую же ошибку, или ошибку сопоставимого типа, более двух десятилетий назад сделали гробовщики коммунизма и социализма в Советском Союзе и РСФСР. Они не просто уронили экономику, позволили распасться всем экономическим связям, допустили развал великого государства. Это все преходяще. Можно и связи восстановить или завязать новые. И экономику возродить, если знать, как это делается. И государство отстроить – не впервой.

Они убили веру. В прошлое. В будущее. В себя. В то, что можно иначе. Они сломали маленького человека, простого, наивного, доверчивого, на котором на самом деле все держится. Они бросили его в топку преобразований, запамятовав в ослеплении идеей, что без него никаких таких преобразований не получится. Они исковеркали душу. Люди с исковерканными душами заселяют теперь страны, возникшие на обломках бывшего СССР. Они расползлись по всему миру. Их кредо, не всегда, конечно, но очень часто – крайние формы индивидуализма и пренебрежение другими, готовность всех и вся критиковать, поносить и распинать и нежелание палец о палец ударить для того, чтобы другим жилось лучше. Их мироощущение – большое, всепоглощающее недовольство. Нежелание слушать и слышать. Протест ради протеста.