Леонид Ушкалов - Григорий Сковорода

Кроме латыни, Сковорода превосходно знал церковно-славянский, немецкий, русский и польский языки (примечательно, что свою фамилию он писал на латыни на польский манер – Skoworoda). Немного знал древнееврейский, немного – итальянский. И все же, как свидетельствует Михаил Ковалинский, философ всегда прежде всего любил свой родной язык и редко когда заставлял себя говорить на иностранном языке.

Следующий класс – риторики – Сковорода успешно прошел в 1739–1740 учебном году у Сильвестра Ляскоронского, читавшего немалый по объему курс под названием «Основы ораторского красноречия». В своих лекциях Ляскоронский, опираясь на греческих и римских классиков, прежде всего на Цицерона, обстоятельно рассматривал учение о поэтических тропах и фигурах, о том, как сочинять и произносить различные торжественные речи, как строить композицию произведения и т. д.

А затем Сковороду ждали два последних класса: философия и богословие. Философию (диалектика, логика, физика, метафизика и этика) юноша начал изучать в 1740–1741 годах под руководством префекта академии Михаила Козачинского – превосходного поэта и философа, который до того был префектом и преподавателем поэтики и риторики Карловацкой славяно-латинской школы в Сербии и уже успел прославиться своей «Трагикомедией» о смерти последнего сербского царя Уроша V – произведения, с которого берет начало история сербской драматургии. Теперь же Козачинский читал курс под названием «Синтагма всей аристотелевской философии».

Правда, обучение в классе философии Сковороде пришлось прервать, поскольку осенью 1742 года, пройдя конкурсный отбор в бывшем тогда столицей Гетьманщины Глухове (экзамен по церковному пению и пению на «итальянский манер»), юноша становится певцом-альтистом придворной капеллы императрицы Елизаветы Петровны. С тех пор и до конца августа 1744 года он будет жить в Москве и Санкт-Петербурге. Придворная капелла, которую в те времена по праву считали одной из лучших в Европе, имела немалые привилегии – недавно взошедшая на престол императрица очень любила музыку. Поэтому-то певчие, по большей части с Украины, получали хорошее жалованье (до двухсот рублей в год), добротную, скорее даже роскошную одежду, их семьи освобождали от налогов, а сами они получали чины и большие пожизненные пенсии. В Санкт-Петербурге хористы жили в старом Зимнем дворце. Ежедневные репетиции, выступления, изучение итальянского и французского языков… Капелла пела не только на ежедневных церковных службах и по большим праздникам, но и на всех придворных торжественных событиях. В ее репертуар входил, конечно же, церковный канон, а еще музыка, например Баха и Генделя. Именно в это время, как утверждал Квитка-Основьяненко, юный Сковорода сочинил несколько церковных песнопений: «придворный» напев литургийно-канонической песни «Иже херувимы», «Христос воскресе» и пасхальный канон «Воскресения день».

Впечатления от жизни в столицах Российской империи впоследствии будут не раз отражаться в его литературных произведениях. Например, в стихотворной фабуле о Тантале есть упоминание об итальянском композиторе и скрипаче Доменико даль Ольо – авторе музыки к прологу оперы «Милосердие Тита» – блестящем мастере, которого учил композиции сам Антонио Вивальди. Сковорода выступал в этой опере несколько раз. Возможно, из этого же пролога, текст которого написал Якоб фон Штелин, вышел и сковородиновский образ богини справедливости Астраи, изображенный в притче «Убогий Жаворонок».

Придворная капелла открывала перед Сковородой большие возможности. Вспомним хотя бы то, как простой парубок из села Лемеши Олекса Розум, впоследствии ставший графом Алексеем Разумовским и фаворитом императрицы Елизаветы, начинал свою карьеру именно в придворной капелле. Недаром когда-то говорили, что только в Российской империи XVIII столетия и еще, может быть, в императорском Риме человек имел просто сказочную возможность мигом взлететь с самого дна к высочайшим вершинам славы и богатства. Кроме того, в Санкт-Петербурге у Сковороды был очень влиятельный родственник (дядя или двоюродный брат) – камер-фурьер императорского двора Гнат Полтавец. Только вряд ли все это хоть сколько-нибудь привлекало юношу.

Так или иначе, в конце лета 1744 года, прибыв в Киев в составе пышной свиты императрицы Елизаветы, Сковорода уволился из капеллы в чине «придворного уставщика», то есть регента, и возобновил свое обучение в классе философии Киевской академии. Однако спустя ровно год генерал-майор Федор Вишневский, тот самый, который когда-то заприметил и привез в Санкт-Петербург Олексу Розума, предложил Сковороде, как человеку, хорошо разбирающемуся в музыке и знающему иностранные языки, отправиться вместе с ним в Венгрию. Возглавляемая генералом Токайская комиссия имела целью прежде всего закупку вина для императорского стола, и Вишневский хотел поставить это дело на широкую ногу: арендовать большой участок земли, разбить виноградники, нанять людей, чтобы наладить собственное производство вина. В этом путешествии Сковорода был то ли компаньоном Федора Вишневского, то ли учителем его сына Гавриила. Так или иначе, в течение следующих пяти лет Григорию довелось побывать и в Австрии, и в Словакии, и в Польше, и, вероятно, в Италии (в своих произведениях философ, вспоминал в частности Венецию и Флоренцию), Чехии и Германии. Михаил Ковалинский утверждал, что в Будапеште, Вене, Братиславе и других городах философ продолжал свое обучение, общаясь со многими образованными людьми. В целом, правда, об этом путешествии Сковороды дорогами Европы трудно сказать что-то определенное. Конечно, можно пересказать какие-то легенды, например, историю о том, как Сковорода слушал лекции прославленного философа-рационалиста Христиана Вольфа в университете Галле. Именно об этом писал еще в 1875 году неизвестный автор статьи о Сковороде, помещенной в четырнадцатом томе знаменитого энциклопедического словаря Пьера Лярусса. Якобы из Пешта Сковорода «отправился в Галле, где в то время своего наивысшего расцвета достигла наука Вольфа. Три года Сковорода изучал здесь метафизику и богословие, а также перевел в это время проповеди святого Иоанна Златоуста и написал поучительные басни, которые до сих пор бытуют среди жителей Украины». Естественно, что это легенда – уже хотя бы потому, что в то время, когда Сковорода путешествовал дорогами Европы и мог посетить Галле, Вольфа там давно не было: еще в 1723 году местные «пиетисты», обвинив философа в атеизме, добились его увольнения из университета. Можно даже попробовать предположить, какие книги модных в то время авторов Сковорода мог читать. Например, вслед за немецким славистом Эдвардом Винтером утверждать, что, находясь в Вене, Сковорода читал, кроме всего прочего, работы Геллерта и Готшеда. А можно и пофантазировать, как это делал еще в начале XIX столетия ученик Моцарта, профессор Харьковского университета Густав Гесс де Кальве, описывая вероятное посещение Сковородой Рима: «С благоговением шел он по этой классической земле, которая когда-то носила на себе Цицерона, Сенеку и Катона; триумфальная арка Траяна, обелиски на площади святого Петра, руины терм Каракаллы, словом, все наследие этого властелина мира, такое не похожее на нынешние сооружения местных монахов, шутов, ловкачей, производителей макарон и сыра, произвело на нашего киника незабываемое впечатление. Он увидел, что не только у нас, но и повсюду богатому кланяются, а бедным пренебрегают, видел, как люди прогуливаются, выставляя напоказ свои драгоценности, как глупость побеждает разум, как шутов награждают, а честные люди вынуждены жить на милостыню, как распущенность нежится на мягких перинах, а невинность гниет в сумрачных темницах. Одним словом, он видел все то, что можно каждый день видеть на нашей земле».