Лора Герд - Константинопольский Патриархат и Россия. 1901–1914

В целом русская политика 1900-1910-х гг. на Ближнем Востоке вообще и на Балканах в частности характеризуется пассивностью и несамостоятельностью. Связанное соглашениями с Австро-Венгрией, занятое русско-японской войной и революцией, в период до 1908 г. русское правительство тщательно избегало вмешательства в конфликты и прикладывало все усилия к сохранению status quo на Балканах. В 1909–1912 гг., продолжая линию на сохранение неприкосновенности Османской империи, которая доминировала после 1878 г., и не пускаясь в рискованные военные авантюры, Россия, тем не менее, «повернулась лицом к Ближнему Востоку»: МИД приступил к созданию блока балканских государств. Действия дипломатии в этом направлении увенчались успехом, и к 1914 г. Россия, как и другие великие державы, оказалась перед новой картой Балканского полуострова. Однако все политические комбинации, предпринимавшиеся русским правительством на Балканах, служили одной цели: подготовке почвы для решения восточного вопроса. Первостепенной для русской политики начала XX в. оставалась проблема проливов и Константинополя. От дипломатических и военных действий в ходе Первой мировой войны зависело окончательное решение восточного вопроса.

Внешнеполитическая концепция России на Ближнем Востоке в XIX – начале XX в. основывалась на одной общей идее – объединения православного мира во главе с Россией. Эта неовизантийская политическая идеология, теория Третьего Рима в условиях Нового времени, формируется во второй половине XVII в., когда впервые встал вопрос о выходе России к Черному морю. После азовского похода Петра I и особенно победоносных войн Екатерины второй половины XVIII в. целью устремлений России в южном направлении стало овладение Константинополем и утверждение на берегах проливов Босфора и Дарданелл. Владение проливами было необходимо России как для безопасности южных рубежей страны, так и для гарантии свободной торговли в Средиземноморском бассейне. Путем к достижению этой цели было преобладание России на Балканском полуострове.

Военно-политические задачи нашли благоприятную почву в идеологии. Для России это была старая идея восстановления Византийского царства, господствующего над всем православным миром, над всей ойкуменой; только центром этого мира теперь становилась Российская империя и ее столица [87] Идея Третьего Рима, которая приобрела политическое значение для России в XVII в., при Петре I была подчинена западной доктрине империи. В XIX в. русские историософы пытались привести обе идеи в гармонию. Что касается русских политиков имперского периода, то большинство из них не задумывались над смыслом теории, но только использовали ее чисто инструментально. . Концепция Третьего Рима, начало которой было положено иноком псковского Елеазарова монастыря Филофеем в XVI в. и имевшая поначалу чисто эсхатологический характер, гласила, что после падения второго Рима-Константинополя в мире остается только одно православное царство – Московское. Россия – единственная хранительница истинной православной веры, а ее столица призвана стать Третьим Римом, центром христианской ойкумены. На этой идее основывалась вся русская философия истории до середины XX в [88] Из обширной литературы по истории идеи «Третьего Рима» укажем только: Синицына Н. В. «Третий Рим». Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV–XVI вв.). М., 1998. . Провозглашение московского патриаршества в 1589 г., в котором русские усматривали непосредственное преемство с Византией, и царское коронование Ивана Грозного, признанное в 1560 г. восточными патриархами, явились актами, утверждавшими за Московской Русью авторитет прямой наследницы Византийской империи. Дальнейшему развитию этих взглядов способствовали постоянные поездки представителей восточного духовенства за материальной помощью в Россию в XVI и особенно в XVII в. С XVII в. Россия рассматривалась православными христианами Османской империи как их будущая освободительница от турецкого ига; более того, некоторые иерархи добровольно помогали русскому правительству, доставляя сведения военно-политического характера (самым известным из них был иерусалимский патриарх Досифей) [89] История отношений России с православным Востоком в XVI–XVII вв. и формирование византийской политической идеологии на русской почве подверглись систематическому изучению московским профессором Н. Ф. Каптеревым: Каптерев Н. Ф. Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях. Изд. 2. Сергиев Посад, 1914; Он же. Сношения иерусалимского патриарха Досифея с русским правительством (1667–1707 гг.). М., 1891; Он же. Сношения иерусалимских патриархов с русским правительством с половины XVI до конца XVIII столетия. СПб., 1895. Идеи Каптерева нашли развитие в новейших исследованиях: Фонкич Б. А. Греческие рукописи и документы в России. М., 2003; Каштанов С. М. Россия и греческий мир в XVI веке. М., 2004; Ченцова В. Г. Икона Иверской Богоматери (очерки истории отношений греческой церкви с Россией в середине XVII в. по документам РГАДА). М., 2010; Чеснокова Н. П. Христианский Восток и Россия. Политическое и культурное взаимодействие в середине XVII века. М., 2011; Панченко К. А. Иерусалимский патриарх Парфений (1737–1766) и Россия: непонятый союзник // Вестник церковной истории. 2010. № 3–4. С. 271–285. .

Мечты об освобождении силой русского оружия, бытовавшие на Востоке поначалу только в пророчествах и народных песнях, с XVIII в. обрели практическое воплощение в совместных действиях русской армии и флота во время средиземноморских кампаний. Триумфом ближневосточной политики России были победоносные войны второй половины XVIII в., в результате которых она не только приобрела большие территории по Черному морю, но и заключила Кючук-Кайнарджийский договор 1774 г., согласно которому впервые получила официальное право покровительства православному населению Османской империи, то есть право открыто вмешиваться во внутренние дела Турции. Греческий проект Екатерины II был первым полумифическим-полуреальным планом восстановления Византийского православного царства [90] Hosch Е. Das sogennante «griechische Projekt» Katharinas II // lahrbücher für Geschichte Osteuropas. 1964. Bd. 12. S. 168–206; Маркова О. П. О развитии так называемого «греческого проекта» (80-е гг. XVIII в.) // Вопросы методологии и изучения источников по истории внешней политики России. М., 1989. С. 5–46; Арш Г. А. Предыстория греческого проекта // Век Екатерины. Дела балканские. М., 2000. С. 209–213; Стегний П. В. Еще раз о греческом проекте Екатерины II. Новые документы из АВПРИ МИД России // Новая и новейшая история. 2002. № 4. С. 100–118. .

В соответствии с заявкой России на восстановление Византии и освобождение христиан Османской империи, главной опорой ее ближневосточной политики являлась православная церковь. Поддержка православия на Востоке стало знаменем русской политики в этом регионе вплоть до начала XX в., а опора на греческую и славянскую иерархию и общая вера с широкими слоями многонационального православного населения Османской империи являлась идеологическим оружием этой политики, – оружием, которого не было ни у одной из конкурировавших с Россией европейских держав. Поэтому ближневосточная политика Российской империи вплоть до революции 1917 г. носила в значительной мере религиозный по форме характер, и церковная составляющая была ее стержнем. Начала православия, самодержавия и народности, провозглашенные в качестве официальной доктрины Российской империи в первой половине XIX в., в полной мере были применимы к ближневосточной политике страны с XVIII в., с той поправкой, что понятие народности заменялось понятием всепра-вославного единства единоверных народов.