Ирина Хотина - Бриллиантовая королева, или Уроки судьбы не прогуляешь

– Ты представляешь, они решили выдать меня замуж! – Она вся кипела от негодования. – Мол, хватит учиться! Чтобы нарожать мужу детей, гимназия не нужна. Она мне целый список женихов составила.

Я знал, что многие зажиточные еврейские семьи двинулись в Европу и Америку, увозя не только нажитое добро, но и знатных женихов и невест. Видимо, тетка посчитала, что сейчас настал самый благоприятный момент, чтобы пристроить родную племянницу. Но Нину такая перспектива не устраивала.

– Ну, чего ты молчишь? Почему ты все время молчишь? Разве ты не понимаешь, что сейчас происходит? Вон Эмка, дома совсем не бывает. Какие-то прокламации разносит, по митингам бегает. А ты целыми днями при отце торчишь.

– Мне все это не нравится, – стал оправдываться я, в полном недоумении от того факта, что ее как-то интересует мое существование.

– Что тебе не нравится? Тебе что, при царе больше нравилось?

– Да идеи мне эти не нравятся. У богатых забрать, бедным раздать.

– Так что же тут плохого?! Разве ты не хочешь быть богатым?!

– Хочу. Но забирать ни у кого не хочу.

– Почему, если это богатство руками бедняков заработано?

– Тогда и у твоего отца нужно все отнять. Он – богатый человек. Особенно по сравнению со мной. Но свое богатство нажил сам, работая с утра до вечера. Вот и я так хочу. А отнимать мне не нравится.

– А ты думаешь, у нас могут все отнять? – Видимо такая возможность никогда не рассматривалась.

– Да ты сама говоришь, времена нынче какие. Вот если бы за границу уехать, где поспокойнее, порядка больше. Там свое дело начать.

– Но ты же ничего не умеешь, ничему не учился?

– Ну, почему же не умею, зря я что ли у твоего отца три года в лавке прокрутился? Начальный капитал нужен. Без него сложно.

– Ты серьезно? Ты, в самом деле, думаешь уехать из России? – Она удивленно смотрела на меня.

У меня не было никаких серьезных намерений, я просто иногда размышлял на эту тему, пересчитывая в уме свои небольшие сбережения и понимая нереальность любых планов.

– Возьми меня с собой, – вдруг услышал я.

– Нина, ты что? Тебе тетка вон каких женихов предлагает…

– Дурак! Я же не в жены к тебе набиваюсь. Я учиться хочу. За границей женщине можно. И потом… я решила, что выйду замуж только по любви.

После этого вечера все изменилось. Теперь Нина, уходя к подругам, просила мать посылать меня за ней по вечерам, если она задерживалась. Мы в деталях обсуждали план побега. Вскоре и этого времени оказалось мало, и мы тайком, когда все домашние укладывались спать, поднимались на чердак, где, сидя на широком подоконнике под яркой луной, мечтали о другой жизни. Не знаю, догадывалась ли она о моих чувствах к ней, но я был счастлив. Она нуждалась во мне и была уверена в моих силах, способностях и возможностях, что подталкивало меня к реализации нашего плана.

Я стал осторожно заводить разговоры с посетителями лавки, которые собирались, по всем приметам, менять место жительства, выспрашивал, какие нужны документы для отъезда за границу, в какой стране легче найти работу, сколько стоит обучение в университете. Она тоже не теряла время даром, через родственников и знакомых собирала разные слухи, и мы их обсуждали до полуночи на чердаке. Только ради этих минут я был готов на все.

Однажды в лавку зашла женщина, немного странно выглядевшая из-за рассеянности и болезненной бледности. Она не сразу поняла, где находится. И только после нескольких обращений к ней – сударыня, чего изволите? – как будто очнулась. Хотела уйти. А потом заинтересовалась тканями и стала выбирать. Накупила столько, что попросила помочь отнести их до дома. Бенцион без слов отпустил меня.

Я был уверен, что, получив свои чаевые, быстро вернусь. Но она пригласила меня в гостиную, сообщив, что скоро придет ее муж, и мы будем обедать. Моему удивлению не было предела. В доме Бенциона я тоже обедал за общим столом, но, как правило, только по шабатам, то есть в пятницу вечером и в субботу. В остальные дни – на кухне. Сейчас же, находясь в богатом доме, я понимал, что мальчишке из лавки совсем не место за одним столом с хозяевами.

Вскоре появился обещанный господин, он молчаливым кивком ответил на мое робкое приветствие после того, как его жена представила меня как гостя. За столом Роза Леонардовна, так звали эту женщину, все время подкладывала мне в тарелку лакомые кусочки, с умилением наблюдая, как я закладываю их за обе щеки. Неудобство состояло в том, что одновременно мне нужно было отвечать на расспросы ее мужа. После обеда он пригласил меня к себе в кабинет.

Ну, о чем я, мальчишка семнадцати лет из еврейского местечка мог думать, оказавшись в непонятной для меня ситуации? Первым делом предположил, что этот господин, оставшись со мной наедине, посоветует мне побыстрее забыть о невинной причуде его супруги. В лучшем случае, подкрепит свою просьбу парой монет, а в худшем – выгонит просто так, посчитав, что я наел в его доме на еще большую сумму. Однако он, усадив меня в кресло, продолжил расспросы о моей семье, о Бенционе, о моем положении в его доме, не выказывая никак своего недовольства. Покончив с этим, он обратился ко мне:

– Я понимаю, молодой человек, что вы несколько обескуражены происходящим. Сейчас я вам все объясню. Может быть, вам известно мое имя, Иосиф Рейнгольд? Около полугода назад при трагических обстоятельствах погиб наш единственный сын. – Он замолчал. – Левушка. Ему шел семнадцатый год. Роза никогда не отличалась хорошим здоровьем, а после его смерти совсем сдала. Сегодня первый день, когда я увидел ее улыбающейся. Вы напомнили ей сына. У меня к вам просьба, навещайте нас каждый день. Для нее это важнее любых лекарств.

Иосиф Рейнгольд был ювелиром. Имел свою мастерскую и магазин. О гибели их сына ходили разные слухи. В феврале семнадцатого его затоптали конные казаки при разгоне очередной демонстрации. Как он там оказался, никто не знал, то ли был случайным прохожим в толпе зевак, то ли, как Эмка Бронштейн, занимался революционной деятельностью, попав под известное влияние.

Я стал часто бывать в их доме. Мне было искренне жаль эту красивую, тонкую, изящную женщину, так мучительно переживавшую свое горе. В смерти сына она все время винила себя. Ей казалось, что, занимаясь собой, своими интересами, она перестала уделять ему достаточного внимания, что и привело его в то роковое место. Теперь же всю свою любовь и заботу она направила на меня. Я перестал работать в лавке, проводя все время у Рейнгольдов. Но, как прежде, мы встречались с Ниной по вечерам на чердаке, где я подробно рассказывал ей о своих новых знакомых и впечатлениях. А рассказать было что, потому что за пару месяцев моя жизнь резко изменилась.

Это случилось в конце октября. Я, как обычно, пришел к Рейнгольдам. Меня встретил взбудораженный Иосиф: