Филипп Мёллер - Безбожно счастлив. Почему без религии нам жилось бы лучше

«Отстойный проф, отстойная тема, – говорит Беньямин и отхлебывает фрапучино. – Надеюсь, тут не придется делать доклады».

«Итак, досточтимые дамы и господа, – говорит профессор Петерсен, – зачитываться будут только доклады, проверять домашние задания у меня больше нет желания, увы… Добровольцы есть?»

«Черт!» – говорит Беньямин.

«Никого? – Пожилой господин обводит взглядом аудиторию. – Вон там, наверху, как вас зовут?»

«Мёллер, – говорю я, и когда около трехсот студентов поворачиваются ко мне, возникает странный шум. У меня перехватывает дыхание. – Филипп Мёллер».

«Ну ясно! – Он что-то записывает, потом прищуривает глаза и смотрит на меня снизу-вверх. – Вы присмотрели себе тему?»

«Можно мне сейчас ее выбрать?»

Все тихо смеются.

«Нет, – отвечает он, улыбаясь, – она – в плане семестра».

«Ах да, ясно! – как можно более незаметно я беру под откидным столом листок Беньямина, но хихиканье усиливается. – Вот! – быстро говорю я, чтобы дать себе еще пару секунд, и нахожу правильную рубрику: – “Изучение мозга в XXI веке!”»

«Хорошо, – говорит профессор и усмехается, – что вы подобрали себе самую трудоемкую тему».

В зале хохочут, я тупо улыбаюсь и чувствую, как у меня горит лицо.

«Мои поздравления!» – говорит Беньямин и фыркает.

«Но это и самая важная тема, – а поэтому вы получаете на нее больше всего времени», – говорит профессор, после чего смех быстро стихает.

«Все остальные темы идут явно раньше этой, а тем, кто не желает здесь получить зачет… – он бросает так, чтобы все видели, список присутствующих в корзину для мусора, – я рекомендую капучино в психологическом кафе. А вы, господин Мёллер, зайдите после лекции прямо ко мне за литературой, ладно? Ну, кто еще?»

«Подхалим!» – тихо говорит Беньямин.

«Тогда уж честолюбец», – шепчу я в ответ.

«В следующий раз можешь садиться в первый ряд!» «Даже если и сяду, ну и что?»

«Или можешь носить его портфель».

«Вот это делают только подхалимы».

«Или дверь придерживать».

«Это я делаю только для феминисток, которым это не нравится. – Я поворачиваюсь к Беньямину. – Извини, старик, что я в виде исключения чем-то впрямь заинтересовался…»

«О, господин профессор! – говорит он громко: – Ваша лекция была жутко интересна!»

«Ну, так возьми же теперь… и тему доклада!»

«Ты спятил? – Он допивает свое новомодное пойло. – Не выступать же перед тремя сотнями людей!»

«Гм, ладно. – Я мысленно представляю, как стою за кафедрой и смотрю примерно в шестьсот глаз, и при этом у меня учащается пульс. – Об этом я как-то не подумал…»

Когда распределение докладов заканчивается, профессор продолжает развивать свою мысль.

«Сначала я хотел бы представить вам три основных гипотезы, которые психолог и лингвист Стивен Линкер в своей книге “Чистый лист”… – он высоко поднимает толстый том, – характеризует как три наиболее роковых ошибки мышления, прокравшиеся в наше самосознание: чистый лист, благородный дикарь и дух в машине».

«Ты никак записываешь?»

«Делаю себе заметки для доклада, а что?»

«“О tempora, о mores!” [24] «О времена, о нравы!» (лат.) – Беньямин ерзает на своем складном стуле. – А в Бергхайне [25] Берлинский ночной техно-клуб. уже вот-вот суббота начнется, как ты?».

«Да-да, тише ты!»

«Идея чистого листа – знаменитой чистой доски, tabula rasa, – продолжает наш профессор, – следует из того факта, что мы, люди, рождаемся в этом мире без какого-либо врожденного умственного содержания. – Он качает головой. – Но, как мы впоследствии узнаем от господина Мёллера, реальность абсолютно этому не соответствует! Уже ДНК спермы и яйцеклетки наших родителей содержит информацию о том, по какому типу мы сможем… – говорит он и поднимает указательный палец, – развиваться! А в течение беременности гормональное влияние матери на процесс роста нашего мозга настолько сильно, что мы рождаемся в мир уже настоящими личностями!» – Он распростирает руки.

«Как будет в конечном счете выглядеть картина нашей жизни, этот вопрос остается пока открытым, однако рамки этой картины уже предопределены генетическими предпосылками и всем пренатальным развитием. И, пожалуйста, спросите себя сами: что дурного или проблематичного в этом знании? Весь бихевиоризм – педагоги, внимание! – основан на той идее, что из каждого человека можно сделать все что хотите!» – Он хлопает себя по лбу.

«Вот Генри Форд сказал, что если вы дадите ему какого угодно ребенка, то, имея необходимое время и необходимые средства, он сделает из него специалиста в какой угодно области. Простите за выражение, но на этой глупости до нынешнего дня покоится наша школьная система! Одинаковые учебники для всех, потому что все люди с самого своего рождения, мол, одинаковы! Одинаковые экзамены, одинаковые критерии оценки, одинаковые расписания занятий – что это в свете сегодняшнего научного знания, если не полный абсурд? Я хочу показать вам кое-что…»

Он вставляет слайд в проектор. На нем мы видим рисунок учителя старой школы, его учительский стол стоит перед деревом, возле которого находятся птица, обезьяна, слон, пингвин, собака, а рядом с собакой – стакан с золотой рыбкой. На облачке с текстом учителя значится: «Из соображений корректного поведения задача для всех одна и та же: залезть на дерево».

Многие студенты смеются.

«Кто сейчас смеется, тот, видимо, не слишком много учился, – говорит профессор Петерсен с усмешкой, – ибо это – излюбленный прием всех преподавателей, которые хотят проиллюстрировать бессмысленность так называемых равных возможностей. Эту идею, конечно, важно подвергнуть сомнению, но гораздо важнее усомниться в том образе человека, который лежит в ее основе! Предположение, будто все люди принципиально одинаковы, не выдерживает никакой критики!»

Он снова встает за кафедру, перебирает бумаги, извлекает слайд из проектора и делает глоток воды – и тем самым дает нам возможность на минуту задуматься над его словами. Или взять на заметку то, что может потом пригодиться.

Сначала я впечатлен его пафосом, но последняя его фраза кажется мне несколько неудачной. Да и Беньямин качает головой.

«Ну, супер! Если все мы, люди, не одинаковы, – говорит он, – то и обращаться с нами можно по-разному – дискриминация, here we come [26] Вот до чего мы дошли!» (англ.) !»

«При этом, разумеется, нам следует помнить одно, – профессор строго и опять подняв указательный палец, смотрит в зал: – Мы, люди, не все одинаковы, но все равноценны! – раздается из динамиков. – Это, возможно, самая важная формула, с помощью которой можно осознать, что мы, люди, имеем от природы разные сильные и слабые стороны, симпатии и антипатии. Как они развиваются – это, в конечном счете, вопрос социализации, и тут нам требуется справедливая система социального устройства! Но, к сожалению, даже наши школы не способны компенсировать социальные различия, совсем наоборот – они даже усиливают те неравные условия, которые каждый ребенок приносит с собой из дома. Но это и неудивительно! – говорит он опять громко. – Ложный образ человека приводит к неправильной политике! Разорвать цепи социальной несправедливости – это прежде всего задача социальной и образовательной политики! И перестроить наши школы мы сможем, только если перестроим свое мышление. – Он возвращается к кафедре. – Мы воздадим людям по справедливости лишь тогда, когда признаем, что они разные».