Филипп Мёллер - Безбожно счастлив. Почему без религии нам жилось бы лучше

Минуточку – Бог? А ведь это мысль! Почему бы мне попросту не попросить Его прямо? Я ведь все уже заучил: как складывать руки, закрывать глаза и мысленно говорить с Ним. Под платком, который защищает мои руки от горячего воска, так и так мои руки сложены вокруг свечи, а пастор отвлечется и не заметит, если я прикрою глаза… Итак: – Привет, Бог! Я – Филипп Мёллер, сын твоего органиста. Ты меня слышишь? Эй?

Никакого ответа, но Николь ведь говорила, что у Бога нет обычного голоса, так что следует прислушиваться к самому себе. Ну ладно, еще разок: – Ау, Бог?! Я не знаю, можешь ли Ты меня слышать, но у меня к тебе парочка вопросов. Как Ты можешь видеть, я здесь, у Тебя дома, и сегодня могу в первый раз есть Твоего Сына. Раньше я думал, что это просто так говорится, но твой священник только что сказал, что это на самом деле! Это правда?

Я глубоко вслушиваюсь в самого себя, сосредоточиваюсь как могу, но не слышу никакого ответа. Но мои родители всегда были правы, значит, то, что мне предстоит есть, – это не мясо [20] Другое значение нем. слова «Fleisch» – «плоть». и не кровь.

Видно, так и есть. Осталось восемь детей.

И все-таки было бы неплохо, Бог, если бы Ты мне ответил. Понимаешь, ведь я должен перед всеми сказать, что я в Тебя верю, вот почему мне хотелось бы это знать. Эй?

Я крепко зажмуриваюсь, хотя, увы, нельзя заткнуть уши. Но, к сожалению, не слышу никакого ответа! Лишь голоса других детей, говорящих, что они в Него веруют, все приближаются.

Ох нет, было бы неприятно именно сейчас упустить свой шанс. Но, по счастью, передо мной идет Юлия, а у нее такой высокий голос, что от него никуда не денешься, но зато можно еще разок попробовать.

Бог, ау? Здесь все еще Филипп Мёллер. Не мог бы Ты совсем коротко мне ответить – гостия сейчас состоит из хлеба или из мяса? Если ты не можешь сказать прямо, пошли мне какой-нибудь знак, что ли, ну как в Библии. О’кей?

Я открываю глаза, но все как прежде, никакого знака, черт! К тому же передо мной – всего семеро.

Эх, мне жаль, что я Тебя беспокою, но время торопит, и прежде чем я скажу перед всеми, что верую в Тебя, мне бы хотелось немножко поговорить с тобой. Ау, Бог?!

Еще шестеро детей.

А как насчет той моей исповеди? Это плохо, что я соврал пастору? Честно говоря, это была ложь по необходимости, ведь он так и так хотел что-то услышать!

Пятеро.

О’кей, я признаюсь, что недавно в супермаркете у кассы стащил шоколадку, но это же пустяк, они там всегда лежат, такие аппетитные, а мама с папой мне никогда их не покупают. Такое вот дело – я украл, но клянусь, что больше никогда так не поступлю!

Теперь передо мной четверо.

Бог, ну скажи же мне хоть что-нибудь! Ты думаешь, мои родители достаточно обо мне заботятся? Они, конечно, классные, но до того, как они умрут, я уже вырасту.

Трое.

Ну ладно, раз Ты не хочешь об этом говорить, давай не будем. Я вот сейчас попробую гостию, а там поглядим, что будет дальше, да?

Двое.

Придется мне слегка соврать пастору, ведь я сейчас вообще не знаю, во что мне верить. Но если гостия подействует, то… то я поверю в Тебя, обещаю!

«Господи, – раздается рядом со мной высокий голос Юлии, – я верую в Тебя».

«Ну, Филипп! – Пастор вынимает из золотой чаши одну гостию и держит ее перед моим носом. – Теперь и ты повтори за мной: Господи, я верую в Тебя!»

«Хорошо. – Я вижу своего папу, который стоит на хорах, облокотившись на перила. Он специально встал, и, хотя он так далеко, я вижу, что он улыбается. – Господи, – говорю я и складываю ладони чашей, – я верую в Тебя!»

Теперь посмотрим, что произойдет. Гостия легкая, ничем не пахнет и сразу прилипла к моему небу. Она не из мяса, но все же я зажмуриваюсь и вслушиваюсь в себя. Может, пастор прав, и я сейчас почувствую, как гостия преобразилась, и вдруг услышу Бога.

Эй? Ау-у?!

Ничего не происходит.

Наконец все дети получили по гостии, мой отец сыграл еще одну песенку, все люди в храме повторили за пастором молитву и я могу сойти с алтарной площадки. Многие подходят ко мне, и все говорят «да благословит тебя Бог!», но я просачиваюсь сквозь толпу и ищу своего папу.

«Эй ты, взрослый! – внезапно слышу его голос. – Искренние поздравления! – Он опускается передо мной на колени, но тут же хмурится. – Все в порядке?»

«Не-е! – Я задуваю свечу и кладу ее на пол. – Мама слишком туго завязала бабочку!»

«Ох, подойди-ка! – Одним движением руки он поднимает мой воротник и ослабляет узел. – Женщины не носят бабочек, знаешь, поэтому мама не умеет с ними обращаться. Может, еще ослабить?»

«Совсем отпустить! – говорю я и растираю себе шею. – Спасибо, папа! Можно тебя кое о чем спросить?»

«Конечно! – Он показывает на заднюю дверь. – Может, туда? Такая хорошая погода…» «Эта гостия, – начинаю я, когда мы, держась за руки, выходим в сад, где уже полно детей и еще больше родителей и бабушек с дедушками. – Она из хлеба или из мяса?»

«А ты как думаешь?»

«Ну… – Я смотрю на него снизу вверх. – Из хлеба».

«Значит, она и есть хлеб. – Он улыбается, потом машет своим родителям. – Однако у бабушки с дедушкой есть подарки для тебя!»

«Они в багажнике, – говорит дедушка и берет меня за руку. – Когда глядишь в космос, – говорит он по пути к стоянке, – получаешь представление о том, как он огромен – и как невероятно малы мы. Но и на земле столько всего можно обнаружить, что вовсе не обязательно смотреть только в космос, чтобы найти что-то интересное. – Он достает из багажника и протягивает мне коробку. – Искренние поздравления с первым причастием, Филипп!»

Я не очень понимаю, что он хотел мне этим сказать, но коробка выглядит просто огромной – вероятно, в ней лежит телескоп, вот здорово! Я раскрываю коробку и нахожу в ней… микроскоп!

«С его помощью можно увидеть то, – говорит он, – чего невооруженным глазом не увидишь. Когда эта суета закончится… – он указывает на церковный сад, все еще полный гуляющих прихожан, – я покажу тебе, как выглядит мир, если в него хорошенько всмотреться!»

Когда Берлинская стена рушится, наша школьная преподавательница религии говорит, что это сделал Бог, но мои родители объясняют мне это по-другому. Еще какое-то время я буду слушать все эти объяснения и, только перейдя в пятый класс, откажусь от уроков по религии. И никто не должен говорить, будто я не дал Богу ни одного шанса…

«…и даже ни к чему особенно всматриваться, – говорит человек, стоящий за кафедрой, и делает взмах руками, – чтобы убедиться, что мы, люди, эволюционировали в рамках тех же процессов, что и все прочие живые существа на Земле и что, следовательно, мы не только культурные, но и природные существа!» Он немного успокаивается и поправляет свою седую шевелюру. – «В следующие недели мы будем обсуждать именно этот вопрос: кто или что определяет наше существование?»