Алексей Каплер - Киноповести

Вот Митя с Лизой проносятся по городу на мотоцикле.

Валетовская компания, увидев их, машет руками.

— Смотрите, какой она хорошенькой стала! — говорит Карасев. — Ну, Михаил Петрович, преклоняюсь. Вы выиграли.

Валетов хмуро смотрит вслед Мите и Лизе.

— Боюсь, что я не выиграл, а проиграл, — говорит он, — и довольно крупно…

Митя лихо ведет машину, обгоняя «Волги», троллейбусы, грузовики.

Лиза сидит в коляске, откинувшись на спинку сиденья. Проносятся последние городские кварталы.

Мотоцикл, выехав за город, развивает бешеную скорость.

Лиза закрывает глаза.

Вдруг Митя резко тормозит, и, когда мотоцикл замедляет ход, он наклоняется к Лизе и целует ее.

Мотоцикл неторопливо съезжает в кювет и опрокидывается. Лиза и Митя вывалились. Они барахтаются, хохочут.

Митя обнял Лизу, прижал к себе.

— Послушай, что это значит, объясни… когда я понял, что люблю тебя, я думал так будет всегда…

— А теперь прошло?

— А теперь я с каждым днем люблю тебя в сто раз сильнее… а ты?

— А я счастлива… — закрыв глаза, говорит Лиза и снова открывает глаза, и мы видим, что она действительно бесконечно счастлива.

Гудок приближающегося автомобиля. Лиза и Митя пригибаются к откосу кювета, озорно блестят их глаза. Наверху с грохотом проносится машина, заполнив кювет облаком пыли.

Митя привлекает девушку к себе, целует и вдруг, отпустив, спрашивает:

— Что с тобой? Что такое?

На глазах у Лизы слезы. Она отворачивается.

— Ну, что случилось, Лиза?..

— Ничего.

— Ну, я прошу тебя.

Лиза плачет все сильней и сильней. Не зная, как быть, что делать, Митя берет ее за плечи и поворачивает к себе лицом. Лиза не сопротивляется, она плачет теперь, уткнувшись в Митино плечо.

А Митя растерян — не знает, чем помочь, и только спрашивает:

— Ну, что ты? что ты?.. Ну, успокойся… Что случилось?..

Наконец, слезы сами иссякают, Лиза всхлипывает реже, реже… и вот — успокоилась.

— Платок.

Митя поспешно достает из кармана платок и отдает ей, довольный, что может быть хоть чем-нибудь полезен.

— Просто не могу девчонкам в глаза смотреть! Нет, Митенька, все погибло!

— Ты с ума сошла! Тогда прав Валетов. И ничего нет. И вы все обыкновенные бабы!

— А главное — нельзя молчать. Я права не имею молчать.

— Ну, скажи. Может быть, правда лучше сказать.

— Ничего не понимаешь… В том-то и дело, что я не могу. Если б они хоть сами спросили…

А в т о р. Но никто из девушек так и не задал Лизе ни одного вопроса.

В комнате девушек темно. Только слабый лунный свет проникает сквозь занавески.

Голова Лизы на подушке. Вверху, на потолке, над нею бродят неясные тени — свет и тени…

Зоя лежит с открытыми глазами. Во взгляде ее застыло страдание.

На третьей кровати спит Нюра, по-детски подложив ладошку под щеку.

Спит Лиза, улыбаясь во сне.

А в т о р. В эту ночь Лиза сладко спала без всяких сновидений. Она совершенно не подозревала о том, что происходило рядом…

Зоя прислушивается, приподнимается на локте, смотрит.

Спит Нюра, спит Лиза.

Зоя встает, выдвигает из-под кровати свой чемоданчик, раскрывает его и начинает лихорадочно укладывать вещи. Как попало засовывает она свои платья… Туфельки на «шпильках» Зоя бросает с особенной досадой — словно они в чем-то виноваты.

Как будто все. Зоя берет зеркальце, оставшееся на столике, но оно выскальзывает из пальцев, падает и разбивается.

Лиза в испуге проснулась, быстро поднимается.

— Что? Что? Что?..

Вскакивает Нюра.

— Кто это? Что случилось?

Включает свет.

Зоя, одетая, стоит возле своей кровати. У ее ног чемодан и разбитое зеркало.

— С ума сошла! — Подбегает к ней босиком Нюра. — Куда собралась?!

Зоя поднимает чемодан.

— Пусти!

— Не пущу! — Нюра вцепилась в чемодан. — Девочки! Лиза!

— Оставь меня!

— Не пущу! Не пущу! — кричит Нюра. — Никуда не пущу! Сумасшедшая!

— Ты не имеешь права, наконец! — в голосе Зои слышатся истерические нотки. — Это моя жизнь! Оставьте меня в покое!

Бросив чемодан, Зоя кидается на кровать и плачет, зарывшись в подушку головой.

Слышны крики в коридоре:

— Где это?

— Что случилось?

В дверь стучат, вбегают девушки из других комнат. В коридоре шум. Бегут с верхних этажей.

Нюра накрывает Зою одеялом.

Как каменная стоит Лиза.

Комната наполнилась девушками и ребятами в пижамах и халатах. Какая-то высокая девица прибежала в длинней ночной сорочке.

— Ребята, ребята… Идите, будьте тактичными…

Нюра вытесняет всех из комнаты и, взглянув на рыдающую Зою, на Лизу, выходит и сама, плотно прикрыв дверь.

Испуганные, притихшие стоят в коридоре девушки бригады Максимовой.

— Что же это, девочки?.. Что у нас делается… — говорит Тамара.

И вдруг прорывается все, что столько времени таилось, о чем не хотели говорить. Перебивая друг друга, шепотом, чтобы не слышно было другим, затараторили девчонки.

— Вот она, Лизкина принципиальность…

— А еще нас «воспитывала»…

— Лично я скажу ей все в глаза…

— К черту! Минуты не останусь в вашей бригаде!

— Тише…

— Постой, что значит «в вашей»?

— А вот то, что я поверила, а мне в душу наплевали…

— Прекрати истерику, — сухо говорит Нюра, — люди кругом…

— Ну и что?.. Пусть слушают!

— И правда, — раздается с лестничной площадки насмешливый голос рыжего парня, — нам тоже интересно, какая она такая, новая мораль…

Стоящий рядом Илюша Горский поворачивает голову в его сторону.

— Я что… — смешавшись, бормочет рыжий, — я так говорю… просто так…

Рядом с ним стоит Клавка — худая, вертлявая девица. Она беспокойно оглядывается. Ее тоже распирает желание высказаться.

— Нет, на самом деле, товарищи, — говорит она, — что же это получается? Целый год весь завод гудит: вот они пример, вот они лучшие, триста процентов… задание для «Венеры»… то да се…

Вокруг молчание. Никто не поддерживает вертлявую девицу, но и не обрывает ее. Не найдя сочувствия, она сама замолкает.

— А ну, пойдемте отсюда, — говорит Нюра, — пошли к Тамаре…

Подруги уходят. Расходятся и остальные.

Кто-то выключил свет. Теперь коридор освещен только маленькой дежурной лампочкой.

— Так вот, девочки, — говорит Нюра, когда они вошли в Тамарину комнату, — все это совсем не так просто…

— Нет, зачем только я экзамены сдавала… заставила меня.

— Дуреха, — обрывает Машу Тамара, — при чем тут твои экзамены?

— А я считаю, Лиза не имела никакого права… — упрямо говорит Маша.

Тамара садится на подоконник.

— Скажите, девочки, — говорит она, — что такое «право», когда речь идет о настоящем чувстве.

— Нет, Томка, по-моему, есть законы, не важно, что они нигде не записаны… Понимаешь — другой раз надо подавить в себе чувство, чтобы остаться человеком…