Алексей Каплер - Киноповести

Теперь птица орет не переставая, раз за разом, как бы назло. Семен прикрывает ухо подушкой. Но это не помогает.

И он начинает одеваться.

Во дворе стоит ведро, кружка и лохань. В ведре нет воды.

Из глубины двора, ковыряя в носу, выходит мальчишка лет двенадцати. Останавливается, глядя на Семена. Тот поворачивается к нему, просит:

— Товарищ, ты бы воды принес!

— Десять копеек, — деловито бросает Кузьма, берет ведро и исчезает.

Из глубины двора тотчас же появляется второй мальчишка, поменьше. Он с интересом наблюдает за новым жильцом.

— Как звать?

Семен садится перед ним на корточки и протягивает руку, намереваясь погладить малыша по голове.

— Иван Борисович, — глухо отвечает малыш и отводит руку Семена.

Появляется Кузя с ведром воды. Семен платит ему гривенник.

— Слей мне, — говорит он.

Но Кузьма уходит, кивнув в сторону Ивана Борисовича.

— Братишка сольет.

Братишка берет в руки кружку. Не набирая еще воды, он вопросительно поднимает взгляд на Семена.

— Три копейки?

— Сторговались, — смеется Семен.

Сняв пижаму, голый до пояса, он склоняется над лоханью.

С улицы доносится настойчивый гудок автомобиля.

Из дома выходят несколько человек. Впереди — рудоуправляющий. Чуб идет быстро, немного сутулясь, кашляя.

Все исчезают за воротами… Снова гудок, шум отъезжающего автомобиля.

Во дворе остается один Семен. Он идет к крыльцу, на ходу вытираясь мохнатым полотенцем.

Вдруг настороженно останавливается, увидев что-то в одном из окон. В следующее мгновение Семен разбивает окно и прыгает в комнату.

Оттуда доносится вскрик, потом шум борьбы.

Рука Ольги зажата рукой Семена. Ольга извивается, как кошка. Она бьет Семена свободной рукой. Наконец вырывается и, обессиленная, падает на кровать.

Ее рука разжимается. На пол падает маленький браунинг.

Семен поправляет волосы, наклоняется, поднимает браунинг. Рассматривает его. Слышно, как плачет, громко всхлипывая, Ольга.

На браунинге серебряная табличка:

«Красноармейцу О. Бобылевой за борьбу с контрреволюцией. Командование 2-й стр. бригады».

Семен наклоняется над плачущей женщиной.

— Вон!.. Пошел вон, — кричит Ольга и резко поднимается. — Чего лезешь!

И снова падает, всхлипывая.

— Какое… вам… дело…

Ее тело содрогается от рыданий. Семен оглядывается. Подходит к столу, застланному рваной газетой. На нем лежит небольшой листок бумаги:

«Товарищи, никто не виноват в моей смерти, кроме меня самой. Ольга Бобылева».

Это написано неровными, расползающимися в разные стороны буквами. Семен опускает браунинг в карман, затем рвет записку и отдает клочки Ольге.

— На. Выбрось и забудь.

Выйдя в коридор, он сталкивается с отскочившим от двери Красовским.

Замешательство с обеих сторон.

С е м е н. Товарищ Красовский?

К р а с о в с к и й (растерянно) . Нет, то есть да… я самый.

С е м е н. Я, кажется, вас ударил?

К р а с о в с к и й (отдергивает руку от ушибленного лба) . Нет, что вы… Это у меня так…

С е м е н. Ага… (Пауза. Внимательно смотрит на Красовского.) Ну, товарищ, проводите меня на шахту.

И не оглядываясь идет по коридору, Красовский плетется за ним.

Вдалеке в дымке пара видны высокие копры. Нескончаемые поезда с углем, перерезающие Долгуши, то и дело преграждают нам путь. Слышно, как низкий гудок какой-то дальней шахты подхватывается остальными. Смена заполняет шахтные дворы. Тускло горят на дневном свету шахтерские лампы…

…Уголь сыплется с эстакад.

Жирный, черный уголь мощным потоком падает из бункера на платформы. Уголь поднимается по лентам сортировок, взлетает в лязгающих клетях и разбегается в разные стороны, груженный в маленькие вагонетки.

…Коренной штрек. Проносятся электровозы. Люди сторонятся, уступая им дорогу. Шахтеры, идущие от ствола, с белыми еще лицами и руками, встречаются со сменой, возвращающейся из забоя. У тех на сплошь черных физиономиях блестят только глаза и зубы.

…Уголь плавно поднимается по крутому уклону, а навстречу ему спускаются пустые вагонетки. На нижнем штреке с грохотом несутся партии. Коногоны сидят на вагончиках, низко пригнувшись, щелкают длинными бичами, гикают и свистят.

Все это мы видим вслед за идущим по шахте Семеном, в снятых с движения, наплывающих друг на друга кусках. Семен тоже успел уже стать совершенно черным. Он идет умело, по-шахтерски наклонясь вперед, склонив голову набок.

Проходит мимо лавы. Из нее появляются трое шахтеров. Матвей Бобылев — впереди. Иван и Петр, его братья, два одинаковых гиганта, — следом.

— Сколько? — окликает их кто-то из темноты.

— Девяносто, — с достоинством отвечает Матвей.

— Ого!..

Семен идет рядом и вместе с братьями выходит на коренной штрек.

— Как упряжка? — окликают Бобылевых.

— Девяносто, — самодовольно басит Петр.

Его черная лоснящаяся физиономия расплывается в улыбке. Мимо с грохотом проносятся партии угля.

Братья идут, неторопливо раскачивая свои громоздкие тела. Сложенные желонги — ручки и зубки — они держат в руках.

Возле уклона коногоны отпрягают и заворачивают лошадей.

— Арочь!

Конь послушно поворачивается, волоча за собой длинную цепь.

— Прими!

Лошадь подается назад.

— Ну, орлы, небось вагончиков восемьдесят за упряжку выдали? — спрашивает Бобылевых на уклоне десятник.

— Девяносто, — басит Иван.

— Арочь! Арочь, Макдональд!..

— Прими!

Крики коногонов несутся вслед Бобылевым и Семену, идущему с ними рядом.

Гонка партий на нижнем коренном вдруг прекращается. Слышна ругань. Аппарат проезжает вдоль остановившихся составов угля, вдоль людей, собравшихся кучками и усевшихся на рельсы. За поворотом несколько человек, пыхтя, пытаются поднять забурившуюся «козу» — открытую вагонетку, нагруженную крепежным лесом.

Она тяжела и не поддается. Люди ругают «козу», друг друга, «путя», жизнь. Вагонетку пытаются поднять то с одной, то с другой стороны.

Движение остановлено. Жирный уголь, наваленный в вагончики, недвижим.

Неожиданно разносится шепот:

— Хозяин… Хозяин…

Торопливой походкой, ссутулясь, с яркой технической лампой у пояса, приближается Чуб. Он не отвечает на приветствия шахтеров. Подходит к свалившейся «козе» и, нагнувшись, хватается за нее руками. Немедленно ему на помощь приходят все собравшиеся на повороте штрека.

Братья Бобылевы остановились в сторонке и, ухмыляясь, наблюдают за происходящим. Смотрит и Семен.

— Товарищ рудоуправляющий! — насмешливо говорит Матвей. — Что же вы тут свои руководящие силы надрываете? Вы бы лучше велели путя перестлать.

Чуб зло косится на него. Вмешивается Красовский.

— «Путя»! «Перестлать»! — передразнивает он. — Что вы понимаете в технике?.. Путя!