Андрей Константинов - Фронтовая любовь

1.46. БОРТ САМОЛЁТА. БИЗНЕС-КЛАСС. ИНТ. НОЧЬ.

Самолёт летит из Дамаска в Москву. Элеонора — снова в бизнес-классе. В ряду всего два комфортных широких кресла — её место возле иллюминатора, а рядом дремлет некая пассажирка-арабка в сирийских одеждах.

Элеонора листает в телефоне снимки, сделанные в течение последней недели, изредка прикладываясь к пузатому бокалу с виски. В просматриваемой фотогалерее появляется снимок, видимо, сделанный Медвежонком — на нём Эля вместе с Митей (радостные, улыбающиеся). Элеонора с грустью удаляет фотографию, снова берётся за бокал.

1.47. БОРТ САМОЛЁТА. ЭКОНОМ-КЛАСС. ИНТ. НОЧЬ.

В салоне эконома приглушённый ночной свет. Почти все пассажиры спят, включая Медвежонка, натянувшего на лицо маску для сна (ему досталось место в серединке). Слева от него, свернувшись калачиком и укрывшись одеялом, спит Анжелика, а справа, возле прохода, бодрствует Митя, погружённый в свои мысли.

1.48. БОРТ САМОЛЁТА. БИЗНЕС-КЛАСС. ИНТ. НОЧЬ.

Элеонора выглядывает в экономкласс и делает подзывающий знак Мите. Тот встаёт со своего места, подходит.

ЭЛЯ (Шёпотом.)

Я договорилась со стюардессами… Здесь два задних кресла не заняты. Давай сядем. Я…

Они садятся рядом. Элеонора пытается собраться с духом.

МИТЯ (Смотрит на бокал.)

У твоего виски такой запах, что даже в экономе…

ЭЛЯ (Чуть вздрогнув, перебивает.)

Я до последнего оттягивала разговор, а сбагрить куда-нибудь Медвежонка в аэропорту так и не получилось.

МИТЯ (Обречённо, уже догадавшись.)

И о чём разговор?

ЭЛЯ

О том, что никакого продолжения не будет.

Митя молча закусывает губу.

ЭЛЯ

Эти наши семь дней… Мне никогда в жизни не было так хорошо. Я даже не знала, что ТАК вообще, в принципе, бывает… И если бы всё это случилось не сейчас, а, допустим, тогда, в Ираке, то…

МИТЯ

То?

ЭЛЯ

Это уже неважно… Ты, ради бога, прости меня, Митя. Но у меня есть определённые обязательства. У меня семья, дети… Я не могу, не имею права…

МИТЯ (Берёт её за руку.)

Я всё понимаю.

ЭЛЯ (Сдерживая слёзы.)

Поверь, мне сейчас очень плохо. Совсем погано… Но я же не виновата… Я лишь теперь поняла, какой ты на самом деле!

МИТЯ (Невесело.)

Я — разный.

ЭЛЯ

Нет! Ты — замечательный! Ты самый лучший!.. Да только — поздно… Я знаю, ты за меня жизнь был готов отдать! И я никогда не забуду… Ничего не забуду! Потому и прошу — отпусти меня, Митя! Прости!

МИТЯ (После паузы, горько.)

Нечего мне тебе прощать. Я… Я всё понимаю. Просто — Восток. «Бегут ветра не туда, куда хотят корабли».

ЭЛЯ

Что?

МИТЯ

Ничего. Пословица такая, арабская.

Митя молча забирает у Элеоноры бокал с виски, выпивает его залпом, возвращает пустой стакан и уходит к себе в эконом. Элеонора изо всех сил стискивает бокал в ладони, её плечи трясутся от едва сдерживаемых рыданий.

1.49. МОСКВА. ШЕРЕМЕТЬЕВО. ЗАЛ ПРИБЫТИЯ. ИНТ. УТРО.

Получив багаж, Митя, Медвежонок и Анжелика выходят в зал прибытия. Двух холостяков, разумеется, никто не встречает, а вот девушка, катя за собой чемодан, бежит к встречающей её маме. Медвежонок снисходительно улыбается, а потом вдруг перехватывает взгляд Мити — пронзительный, полный мУки. Такова его реакция на встречу Юрия (он с роскошным букетом) и Элеоноры — супруги обнимаются, Юрий подхватывает жену на руки и несёт к выходу, оставляя заниматься вещами жены своего водителя. Тот подхватывает сумки Элеоноры и семенит следом.

БОБКОВ (Разряжая обстановку.)

Тут на втором этаже неплохой бар имеется. Может, заглянем? На ход ноги? И за обошлось?

МИТЯ (Мрачно.)

Похоже, Медведяра, тебя и в самом деле невозможно сбагрить.

БОБКОВ

Чего щас сказал?

МИТЯ (Отмахнувшись.)

Ничего. Пошли. В твой неплохой…

1.50. МОСКВА. ШЕРЕМЕТЬЕВО. БАР. ИНТ. УТРО.

Митя и Медвежонок выпивают в аэровокзальном баре.

БОБКОВ

В начале 1990-х, когда рухнул железный занавес, попал я в группу наших журов, которую направили в США — учиться и перенимать опыт у тамошних акул пера.

МИТЯ (С мрачной ухмылкой.)

Вот, значит, откуда ноги растут. Твоего либерасячьего мировоззрения.

БОБКОВ (Назидательно.)

Запомни, Митенька! Любые ноги — они всегда из одного и того же места растут! Но сейчас не об этом. Так вот: в ту поездку жили мы в разных городах США, и, кстати, всегда в очень хороших гостиницах. Группа была большая, рыл 50. Ну и практически все за это время успели перезнакомиться, перевлюбляться и перетрахаться. В общем, натурально «Санта-Барбара».

МИТЯ

Можно начинать смеяться?

БОБКОВ

А я тебе не комедь, а очень даже наоборот рассказываю. И сложилась там у нас одна пара. Она — уже довольно известная московская журналистка. Он — начинающий, но подающий надежды кор из Новосибирска. Оба — люди семейные.

МИТЯ (Мрачно.)

Ненаказуемо.

БОБКОВ

Разумеется. Проблема в том, что накрыло их под самый занавес наших американских скитаний. А потому этот разгоревшийся пожар к моменту возвращения ещё не успел прогореть. И вот, точно так же, как мы час назад, прилетает наша компашка в Шереметьево и проходит в зал прибытия. А там: её супруг встречает, его, соответственно, вторая половина. И вот когда эти двое, перед тем как расходиться, последний раз друг дружке в глаза посмотрели… М-да… Это, я тебе скажу, старик, было… Вот реально мороз по коже. Всё равно как у Штирлица с женой в кафе «Элефант»… Уж такая мУка была в этом взгляде, что даже меня — человека, который, хм… совсем не по этой части, — зацепило! Так вштырило, что немедленно захотелось пойти и нажраться. Чего я и не преминул сделать. Что тогда, что сегодня.

МИТЯ (Напрягшись.)

Ты это к чему клонишь?

БОБКОВ

Я, Мить, давно понял, что промеж вас с Элькой электрическая дуга проскочила.

МИТЯ

Иди ты знаешь куда?!

БОБКОВ

Ты только не заводись! Я ж не в плане стёба!.. И не думай — я про вас никому, ни полсловечка. Более того: как и обещал, кое-что для вас сделаю. Да что там — уже делаю. Но подробности пока озвучивать не стану. Чтоб не сглазить.

МИТЯ (После паузы, с усмешкой.)

Понтярщик ты, Медведяра. Хлебом не корми — дай лишний раз туману вокруг да около напустить… Понтярщик и враль.

БОБКОВ (Пафосно.)

Время нас рассудит. (Чокается с Митей.)

МИТЯ (Парирует.)