Александр Миндадзе - Парад планет

— Кто тут без билета? Говорят, «зайцы» у нас завелись?..

1974

Ночь, луна, полная, яркая, заметно движение на палубе, различимы жестикуляция, улыбки на лицах. Группа пассажиров старательно изображает чертей, русалок; его величество Нептун с непременным трезубцем в руках пребывает в окружении пестрой свиты; жертвы отбираются из числа сторонних, скептически настроенных наблюдателей, добрая дюжина их уже барахтается в бассейне… Разноголосица, чей-то громкий смех; морской праздник движется по восходящей. Вот настигают пожилого респектабельного пассажира в безупречном костюме, после недолгой возни под одобрительный гул и аплодисменты швыряют в воду. Следом за респектабельным в жертву владыке приносят подростка-акселерата с полуухмылкой на устах, потом сразу, одним махом, супружескую чету — его и ее в одинаковых шортах.

…Виктор Веденеев, увенчанный картонными рожками и тряпочным дьявольским хвостом, отделился от стаи собратьев и, подкравшись к собственной жене, недолго думая, столкнул в бассейн. Отважно прыгнул следом. Настиг в воде, притянул, обнял крепко. Вдруг нырнул, исчез надолго и снова появился рядом, боднув воздух бутафорскими рожками.

— Это уже было необязательно, — сказала жена.

— Что?

— Все это. Зачем?

— Зачем? Просто так. Принес тебя в жертву.

— Ну молодец.

Они немного поплескались в полутьме, то и дело натыкаясь на столь же счастливых избранников Нептуна, и поплыли к металлической лестнице, вызволяющей купальщиков из водного плена.

— Три года не отдыхал. Три года! Вот, дорвался.

— Вижу.

— Нет, правда. Я, кажется, первый раз в жизни отдыхаю.

— Я тоже.

— Так в чем же дело?

— Отстань. Я намочила волосы. Осторожнее. Дай мне руку, дай…

Они выкарабкались из бассейна.

— Никогда не подкрадывайся сзади.

— Ладно.

Двинулись было сквозь толчею, остановились.

— Кажется, сережку потеряла… Да, так и есть. Поздравляю. А чего ты смеешься? Да сними ты эти идиотские рога!.. Сними, тебе говорят…

И жена собственноручно сдернула с головы Веденеева бутафорские рожки.

— Смотрите-ка, вполне съедобный лангет.

— Этого, однако, не скажешь об окуне.

— Но вы, по моим наблюдениям, всякий раз заказываете именно окуня. Чем это объяснить?

— Мы в открытом море!

— Да, в самом деле. А мы ведь не впервые встречаемся за одним столиком… и до сих пор незнакомы.

— Веденеев, Виктор.

— Никитин, к вашим услугам. А это Альбина.

— Очень приятно.

— Теперь представьте нам вашу половину.

— Почему вы решили, что я его половина?

— Это видно невооруженным глазом.

— Вот как?

— Да. Вы очень выделяетесь на общем фоне, — сказал Никитин. — Посмотрите, кругом парочки. А кто из них — мужья и жены?

Посмотрели по сторонам. Переполненный ресторан, оркестр, топчущиеся на месте, намертво сцепившиеся в танце парочки, парочки у железных перил, под открытым небом, освещенные луной и неоном…

— Вы, однако, наблюдательны!

— Ваше имя, простите?

— Наташа.

— К вопросу о наблюдательности, — сказал веско Никитин. — Смотрите, Наташа. Ваше колечко обручальное… оно что-то слишком блестит. Вероятно, совсем новенькое и еще не потускнело от стирки и мытья посуды?

— Браво!

— Вы молодожены, — заключил Никитин. — Я предлагаю выпить за молодоженов!

— А я — за Шерлока Холмса!

— Вот и познакомились. Ура!

— Москвичи?

— Москвичи, — кивнул Виктор.

— Возвращаетесь из отпуска?

— Совершенно верно.

— В понедельник на работу?

— А вы, наверное, и в самом деле следователь?

— В какой-то мере. В общем, юрист. Но дело не в этом. Если хотите, я дам вам несколько уроков дедукции, и вы тоже будете поражать каких-нибудь соседей по столу. Это совсем несложно! — смеялся Никитин.

— Объявили последний танец, — заметила Альбина.

— Потанцуем, правильно! — подхватила Наташа.

И первой поднялась из-за стола. Виктор — за ней.

Она увлекла его в самую толчею, в самую гущу танцующих. Немного потоптались в тесноте…

— Давай потеряемся.

— Да-да, потеряемся. Давай.

— А Шерлок Холмс?

— А мы исчезнем. Испаримся.

— Пробирайся к выходу. Потихоньку. А я через кухню, там черный ход. Лучше порознь, так безопаснее…

— Как рецидивисты. Встречаемся на корме…

…Встретились на корме. Обнялись, как после долгой разлуки. Плюхнулись в шезлонги. Помолчали, глядя на прибрежные огни.

По палубе скользнула тень, они обернулись — и вовремя! Никитин подкрадывался сзади, широко раскрыв объятия.

— Вот они где! — провозгласил он. — Попались! Сюда, Альбина, они здесь… Задержаны при попытке к бегству…

Появившаяся в поле зрения Альбина едва успела раскрыть рот, как чета Веденеевых, покинув шезлонги и больше не таясь, не скрывая намерений, обратилась в новое стремительное бегство.

Никитин сделал несколько шагов, изображая погоню, потом остановился и только смотрел с веселым интересом.

Они лежали в полумраке каюты.

— Спи. Закрой глаза и спи.

— Я сплю.

— Ты не спишь, ты вздыхаешь.

— Это я во сне.

— Перегрелся. Я тебя предупреждала. А что ты вздыхаешь?

— Отпуск кончился.

— Уже кончился?

— Да. Навалились дела. Смешно сказать, но человек на теплоходе лежит и думает, с чего ему начать понедельник.

— Смешно. Это ты прав…

— Надо было из Ялты позвонить Казакову, узнать, какого числа защита…

— Приедешь — узнаешь. Вот об этом твои мысли?

— Да. Всякая всячина. Мелочи съедают жизнь.

— Мы им не дадим.

— Не дадим, — сказал он. — А знаешь, о чем надо думать? Я счастлив. Тысячи людей хотели бы быть сейчас на моем месте. Иметь мои заботы вместо своих. Лежать и думать — а когда у меня, черт возьми, защита диссертации — пятнадцатого или двадцать седьмого? Не говоря уже о прочем.

— Прочее — это я.

— Ну тогда я и правда счастлив.

— А я тебе что говорю? Спи. Дай я тебя обниму. Ну вот, опять вздохнул!

— А ты не прислушивайся, — засмеялся Виктор. — Будешь всегда прислушиваться?

— Конечно. Привыкай.

Ранний луч солнца пробился в иллюминатор, рассек полутьму каюты. Виктор спал, Наташа лежала рядом, смотрела на него. Лицо его было спокойно и открыто, но вот он будто ощутил беспокойство, заворочался, отвернулся от жены. Наташа легко выскользнула из постели, быстро оделась. Пока одевалась, успела надкусить лежавшее на столе яблоко. Подошла к зеркалу, провела по волосам расческой. Замерла. Смотрела на себя с серьезным видом, со строгим пристрастием. И вот улыбнулась сама себе, открыто, не таясь, не стесняясь своего счастья…