Александр Миндадзе - Парад планет

— Дело в том… мне тяжело вам это говорить, но… в общем, ваша передача уже ни к чему…

— Ни к чему — как это понимать?

— Ни к чему, — повторил врач.

— Так, — сказал Веденеев.

— Вы сын?

Веденеев молча кивнул.

— Мы сделали все, что было в наших силах… Даже больше…

— Ясно.

— Но это возраст, понимаете? Дело даже не в травме, хотя и травма свою роль сыграла.

— Возраст, — вздохнул Веденеев.

— Сейчас мы зайдем к главврачу, ознакомитесь с заключением.

— Подождите, — сказал Веденеев.

— Что? — спросил врач.

— Я могу немного посидеть на вашем диване?

— Конечно.

Врач и сам присел рядом с Веденеевым. Он был молод и, видимо, еще не вполне ориентировался в таких ситуациях.

— Все когда-то теряют своих родителей, — сказал он участливо.

— Да, — отозвался Веденеев.

— Вам нехорошо?

— Все в порядке.

— Зина!

Повинуясь жесту, медсестра на мгновение исчезла, чтобы тут же возникнуть с ваткой в руке. Эту смоченную ватку она поднесла к носу Веденеева.

— Ничего страшного, нашатырь. — Врач ловким движением приспустил галстук, расстегнул рубашку на груди Веденеева. — Вы можете прилечь, не стесняйтесь.

— Ничего, спасибо.

— Нет уж, ложитесь-ка! — Врач настойчиво потянул Веденеева за плечи, тот было посопротивлялся, но вдруг обмяк, подчинился.

— Вот так-то. И будете лежать, пока не приобретете человеческий вид…

Помолчали. Веденеев лежал на диване, медсестра Зина застыла над ним с ваткой в протянутой руке, дежурный врач не спускал с него глаз…

— Значит, считаете, травма свою роль сыграла? — спросил Веденеев.

— Безусловно. Вы дышите, не разговаривайте. Вдох-выдох. Полнее, полнее. Вот так…

Веденеев на мгновение прикрыл глаза, потом вдруг резко поднялся, принял сидячее положение.

— Минутку, я все-таки ничего не понимаю… В половине третьего ночи собственноручно набираю номер, женский голос отвечает, что состояние удовлетворительное…

Врач уже собрался ответить, но дверь ординаторской отворилась, заглянул полноватый, лысеющий человек средних лет.

— Меня к вам послали. Королев я, сын.

— Сейчас. Вот как раз с вашим братом мы тут немножко задержались, — сказал врач. — Можете подождать в коридоре. Я сейчас.

Королев бросил на «брата» недоуменный взгляд и, видимо, решив, что ослышался, вышел в коридор.

— Ну? Как самочувствие? Вроде бы получше, а?

— Да, да, — пробормотал Веденеев.

— Теперь можете идти, — сказал врач. И сам вышел из ординаторской.

Но Веденеев не двигался, сидел молча. Потом произнес, обращаясь к медсестре:

— Если не возражаете, я бы еще полежал на вашем диване.

Веденеев шел по длинному узкому коридору. Сводчатый высокий потолок в темных пятнах, по-старинному ясное огромное зеркало, арки, лепные украшения с еще заметной позолотой — когда-то здесь день за днем текла совсем другая жизнь. Сейчас по паркету сновали люди в белых халатах, новая жизнь била ключом. Веденеев повернул латунную изогнутую ручку на двери с надписью «Лаборатория».

— Кого мы видим! Неужели? Витя! Как ты загорел! — Девушка в халате с подвернутыми рукавами заулыбалась Веденееву.

— Да уж, — вторил ей мужчина. — Появляться среди тружеников в таком курортном виде! У тебя когда там защита?

— Виктор Михайлович, а к нам вы заглянете на минутку?

— А я не знаю, когда защита. Сам хотел бы узнать, — сказал Веденеев.

— Тобой, между прочим, начальство активно интересуется с самого утра.

Веденеев оказался у письменного стола с аккуратно сложенными на краю папками. Это был его стол. Он взглянул на папки и сел.

— Мной? Начальство? По какому поводу?

Никто не знал, по какому поводу.

— Может, тебя за границу, Виктор?

— В командировку. На полюс.

— Вот это ближе к истине, — усмехнулся Веденеев.

Тут дверь распахнулась, вошли еще четверо сотрудников в белых халатах. Все они были молоды.

— Ребята, кто-нибудь… дайте поскорее закурить… Здравствуй, Витя! — Еще один мужчина, бородач, с невозмутимым видом полез в портфель к Веденееву.

А Виктор опять пожимал руки, улыбался, хлопал по плечам и даже, кажется, не удивился, когда бородач вместо сигарет извлек из портфеля целлофановый пакет с «передачей», торжествуя, продемонстрировал коллегам и первый захрустел яблоком.

Автобус с траурной каймой остановился у кладбищенских ворот. Вышли родственники и близкие Королевой. Без спешки, со скорбными лицами. Несколько мужчин отделились от общей группы, готовясь принять гроб. Пока шофер открывал заднюю створку, они стояли в ожидании, в мрачной отрешенности. Веденеев с пристрастием вглядывался в их лица… Один был седой, в добротном черном костюме, солидного вида, другой помоложе, в затрапезном пиджачке; в третьем, полноватом, лысеющем, Веденеев узнал посетителя ординаторской, своего «брата»… Был среди них и высокий, однорукий, с пустым рукавом, вложенным в боковой карман, готовый подставить под гроб свое здоровое плечо, были и другие, кого не удалось разглядеть; тот, в черном костюме, солидного вида, — он, вероятно, пользовался беспрекословным авторитетом — сделал знак, и мужчины приблизились к гробу, взялись, подняли на плечи. Двинулись к кладбищенским воротам, пропустили вперед двух женщин со скромным венком. Женщины пристроились во главе процессии, понесли венок. Одна была изящная, модная, с худым, отсутствующим лицом, с сухими подведенными тушью глазами, другая, видно, приходилась ей сестрой, но при всем сходстве выглядела попроще, заботы словно отпечатались на ее мокром от слез лице.

Веденеев стоял в помещении цветочного магазина, сквозь витрину смотрел, как скрывается в воротах траурная процессия. Потом повернулся к прилавку, вытащил было бумажник, но, поразмыслив, снова спрятал в карман. Цветов покупать не стал.

Выйдя из машины, быстрым шагом прошел сквозь ворота, устремился по кладбищенской аллее. Приблизившись к хвосту процессии, он, впрочем, притормозил, дальше двигался, сохраняя небольшое расстояние. Это расстояние в два десятка метров давало ему удобную независимость: с одной стороны, он, так сказать, инкогнито присутствовал на похоронах, но в то же время вроде бы и не присутствовал… Так он шел в одиночестве медленным, траурным шагом, мимо проплывали то старинный крест, то пышное мраморное надгробие, то скромная дощечка с именем, то свежая могила, усыпанная пожухлыми цветами. Шел, изредка поглядывая по сторонам, больше смотрел себе под ноги и не заметил, как шедшая навстречу женщина, бросив на него взгляд, приостановилась, потом двинулась следом, поравнявшись, некоторое время разглядывала… Наконец спросила:

— Витя? Ты? Я не ошиблась?

Он остановился, долго вглядывался в ее лицо. Наконец узнал, вспомнил: