Валентин Черных - Меценат

— А может, пригласить нам писатели? — вдруг спросил Тихомиров. — Ну, того, что пьесу написал. Пусть бы он выступил, разъяснил.

— А зачем приглашать? — удивилась модистка. — Ничего он нового не скажет. Все, что он хотел сказать, он в пьесе сказал.

— В общем-то, конечно, — согласился Тихомиров. — Но, может, посоветуемся с ним по твоему вопросу с Пеховым?

Модистка махнула рукой:

— Советуй тут, не советуй, не могу я без него. Затмение на меня нашло. Так и тянет к его дому, чтобы только увидеть его. Иногда по три раза за вечер прохожу мимо. Смеются надо мной бабы. Я думаю, его жене однажды надоест, возьмет она ружье и застрелит меня — поверь, есть у меня такое предчувствие. И пусть застрелит.

— Перестань глупости говорить, — оборвал ее Тихомиров. — Безвыходных положений не бывает. Найдем выход.

…Дом Тихомирова оказался закрытым изнутри. Тихомиров дернул посильнее, и крючок соскочил, но дверь из комнаты тоже оказалась запертой и не поддавалась.

— Полина, — попросил Тихомиров, — открой.

— Не открою, — ответила Полина из-за двери. — Иди к своей любовнице.

— Не дури, — просил Тихомиров. — Не ломать же дверь.

— Попробуй только, — пригрозила Полина. — Милицию вызову.

Тихомиров потоптался возле закрытой двери, потом достал с чердака тулуп и пошел на сеновал. Здесь на шестах сидели куры, лениво жевала свою жвачку корова, за стеной в хлеву сонно похрапывала свинья. Тихомиров еще некоторое время посидел во дворе, выкурил папиросу, рассматривая высокие звезды, завернулся в тулуп и закрыл глаза.

На следующий день в мастерских опробовали отремонтированные трактора. Во дворе расставили чурки от городков, и Тихомиров начал выписывать восьмерки среди неустойчивых чурок. Весь сложный путь он проделал, не свалив ни одной. Тракторист он был высочайшего класса. Потом трактора выстроились на «линейку готовности».

Тихомиров медленно подошел к дому. Осторожно дернул за ручку, и, к его удивлению, дверь открылась. Он вошел в кухню. За столом сидели Полипа и дочь Анна.

— Привет, — сказала Апиа отцу. — Садись ужинать. — И она придвинула к столу табурет.

— А меня теперь дома не кормят. — Тихомиров продолжал стоять.

— Опять, значит? — спросила дочь.

— Опять, — подтвердил отец. — Вчера не впустила в дом, забаррикадировалась.

— Да она террористка! — ужаснулась дочь. — Нет, мать, это не метод. Ну что такое закрыться в доме? Так внимание общественности не привлечешь. Ты уж лучше закройся в конторе и заложниками возьми председателя и главного бухгалтера. Тогда работа в колхозе остановится и уж тут у Тихомирова спокойная жизнь закончится.

— Она у него и так закончилась, — сказала Полина. — Пока не перестанет помогать модистке, у нас с ним война. Такое мое условие.

— А как же мне быть? — спросила Анна. — Я материю купила, хотела модистке платье заказать. Как ни крути, лучше ее портнихи в районе нет.

— В область езжай, — сказала Полина.

— Ну что ж, отец, — подвела итог разговора Анна. — Мать явно свихнулась, будем определять ее в психбольницу:

— Неизвестно еще, кто кого определит, — сказала Полина.

— Ну, в этом врачи разберутся. — И Анна, взяв сверток с материей, стала надевать плащ.

— Пойдешь к модистке, — предупредила Полина, — домой, не пущу.

— Попробуй, — спокойно сказала Анна. — Закроешься — все окна побью. Ты меня знаешь, если я пообещала, я сделаю. Я уже не говорю, что позор будет на всю деревню, еще и стекол рублей на двадцать купишь. Я тебе не отец, со мной терроризм не пройдет. — И Анна вышла, хлопнув дверью.

Утром отец и дочь завтракали.

— Она что, бастует? — спросила Анна, кивнув на закрытую дверь.

— Сами разберемся, — сказал Тихомиров и поинтересовался: — Ты скажи лучше, чего Михаил не приезжает. Надо ведь все о свадьбе обговорить.

— А свадьбы не будет, — ответила Анна.

— А чего ты думала, когда заявление в ЗАГС подавали? — спросил Тихомиров.

— Какое это сейчас имеет значение, что я думала тогда?

— Хороший он парень.

— Хороший, — согласилась Анна. — Но я поняла, что не люблю его.

Потом Тихомиров провожал Анну до автобуса. У автобуса уже скопились деревенские с мешками и корзинами. Шофер открыл дверь, и все бросились в автобус, стараясь занять место поудобнее. Последней в автобус вошла модистка.

— Если что, — сказал Тихомиров дочери, — поживи дома. Сейчас автобусы по расписанию ходят, из деревни многие на работу в райцентр ездят.

Анна благодарно ткнулась лицом в отцовский ватник.

— Ничего, ничего, — утешал он ее. — Перемелется — мука будет. — И осторожно погладил волосы дочери. Анна всхлипнула, улыбнулась сквозь слезы отцу и поднялась в автобус.

Тихомирова вызвали в контору к председателю. Здесь же сидел парторг Буянов.

— Собирайся в область, — сказал председатель Тихомирову. — Получишь запчасти в «Сельхозтехнике». — Оглядев замасленный ватник Тихомирова, он добавил: — Оденься по-парадному, по кабинетам начальства будешь ходить.

Затрезвонил телефон. Председатель послушал, чертыхнулся,

— Иду, иду, — сказал он. — Все, выезд через полчаса, — повернулся он к Тихомирову.

— К концу дня только доберемся, — засомневался Тихомиров.

— Что не сделаешь сегодня, закончишь завтра. Командировка на два дня. Все. — И председатель вышел.

— Есть просьба, — сказал Тихомиров.

— Давай, — отозвался Буянов.

— Тот раз мы пьесу смотрели… А писатель наш, местный. Может, пригласим для беседы с народом, вместо лектора по семье и браку? Писатель все-таки!

Буянов задумался.

— А что! — одобрил он. — Мысль дельная. Сколько мы лекторов по семье ни приглашаем, все Клара Цеткин да Клара Цеткин и еще Август Бебель. А он парень молодой, современный. Пьесу серьезную написал. Приглашай. С оплатой не обидим. И если хочешь знать, это может стать лучшим ответом нашей общественности.

Тихомиров в черном пальто, черной шляпе и белом шелковом кашне был торжественно важен. Входя в театр, он приподнял шляпу, и вахтерша его беспрепятственно пропустила.

В приемной директора театра сидела молоденькая секретарша.

Здравствуйте, — сказал Тихомиров. — из колхоза «Стальной конь». Наша общественность решила устроить встречу с писателем Скоробогатовым, пьесу которого мы недавно посмотрели.

Секретарша молча написала адрес на листке бумаги и протянула Тихомирову.

— Идите и пригласите к себе этого местного гения.

— Может, сначала позвонить? — засомневался Тихомиров.

— А у него нет телефона…

Дом был двухэтажным, еще довоенной постройки. Писатель жил в коммунальной квартире, на это указывали четыре кнопки звонков с табличками фамилий. Тихомиров позвонил. Писатель открыл сам. Был он в мятой рубахе и спортивных шароварах и недоуменно смотрел на Тихомирова, по-видимому, не понимая, зачем он понадобился этому торжественному человеку во всем черном.