Валентин Черных - Меценат

— Ну, труженики сельского хозяйства такие же нормальные люди, как и везде. Со своими, конечно, небольшими ненормальностями, — посчитал нужным добавить Тихомиров. — Я думаю, если так уж требуется про тружеников сельского хозяйства, почему вам бы не приехать к нам в колхоз «Стальной конь», пожить, поизучать?

— Сейчас не получится, — сказал писатель. — На изучение нужны деньги, а сейчас я на мели.

— Какие деньги в деревне? Поселитесь у меня, еда вся своя. Только бумага и чернила. Так возьмем в конторе. А если еще и беседу с народом проведете, с оплатой не обидим.

— Я подумаю, — сказал писатель. — Может быть, и воспользуюсь вашим предложением. А теперь давайте вернемся к вашей ситуации.

— Когда приедете, там все и обсудим, — сказал Тихомиров. — На месте все виднее.

Придя вечером с поля, Тихомиров сообщил Полине:

— Завтра писатель приедет. Я его пригласил у нас остановиться.

— А со мной не мог посоветоваться?

— Я вот и советуюсь. Но если ты против…

— Могу быть и против, — сказала Полина.

— Тогда я скажу Буянову, пусть у других устраивает. Можно к модистке.

— У нас будет жить, — отрезала Полина. — Но если ты хоть раз упомянешь имя этой…

— Не упомяну, не упомяну, — пообещал тут же Тихомиров.

Полина готовила комнату для писателя. На окно повесила новые занавески, стол застелила парадной скатертью и осмотрела критически комнату — на тумбочке стояло несколько книг, в основном, по тракторам, нижняя полка была завалена нотными тетрадями.

— Слазь на чердак, — приказала она Тихомирову, — достань художественную литературу.

— Да он ее, может, читал, — сказал Тихомиров.

— Он, может, и читал, — отпарировала Полина, — но пусть знает, что и мы читали тоже.

— А какие брать?

— Какие поновее. Прошлый раз Нюрка полчемодана привезла.

— Ладно, — согласился Тихомиров и, приставив лестницу, полез на чердак.

Писатель приехал в полдень. Из вещей с ним был полупортфель-получемодан; такие сейчас выпускают — для чемодана маловат, для портфеля великоват. Он поздоровался с Тихомировым, а Полине поцеловал руку. Полина так смутилась от этого, что тут же спрятала руку под передник.

Парторг Буянов заранее приготовился к визиту писателя. На столе лежали кипы амбарных книг и папок.

— Мы вам подготовили документацию, — пояснил Буянов, — чтобы вы могли проследить динамику роста хозяйства.

Писатель прикинул на вес амбарные книги.

— Не беспокойтесь, — заверил его Буянов, — мы все это перевяжем в два пакета, чтобы руки не оттягивало. — Буянов достал моток веревки, и они с Тихомировым быстро и ловко соорудили два внушительных пакета.

— Теперь мы готовы ответить на ваши вопросы, — сказал Буянов.

— Вопросов нет, — сказал писатель. — Поживу, познакомлюсь. Вопросы будут потом. С вашего позволения, я забираю все это на квартиру.

— Забирайте, — сказал Буянов. — Тихомиров останется. У нас сейчас самая горячая пора — сев. Кое-какие проблемы надо обсудить.

Писатель забрал пакеты, а Тихомиров и Буянов остались вдвоем.

— Да, — сказал Буянов. — Несолидный все-таки писатель.

— Как понять?

— Ботинки его видел? По пятнадцать рублей. Мой младший в восьмом классе, а такие отказывается носить. Не модно! А пиджачок? Двадцать семь рублей. Витебская швейная фабрика.

— Встречают по одежке, — возразил Тихомиров, — провожают по уму.

— Не знаю, как мы его будем провожать, но ничего, кроме неприятностей, от него нам не будет, попомни мое слово.

— У тебя какие-то факты есть? — насторожился Тихомиров.

— Нет у меня фактов, — вздохнул Буянов, — но я знаю одно: если человек носит ботинки по пятнадцать рублей, это опасный человек, потому что ему плевать, что о нем подумают люди.

Вечером писатель и Тихомиров шли по деревне. Информация по деревне распространяется мгновенно, поэтому писателя рассматривали особенно пристально. Особого впечатления он не произвел. На нем был серый, по-видимому, много раз стиранный плащ и простецкая кепка. Деревенские парни были одеты несравнимо лучше: почти на каждом была импортная куртка со множеством пряжек и молний.

Было тихо и благостно. Душа, что называется, радовалась и отдыхала. И тут они услышали истошный женский крик. Женщина кричала на самых высоких нотах, казалось, этот крик никогда не прекратится. Тихомиров бросился вперед, побежал за ним и писатель. Их обогнали мальчишки на велосипедах и мопедах.

За правлением колхоза, у складов, была огромная лужа, которая просыхала только к середине лета. И здесь, по колено в грязи, стоял Пехов в светло-сером костюме, а по краю лужи металась его жена, понося его всевозможными срамными словами. Помешкав, Пехов вдруг уселся в луже, поплескал по грязи руками. Жена Пехова заплакала, мальчишки весело гоготали.

— Выходи, Иван, — попросил его Тихомиров.

— Не хочу, — сказал Пехов. — Я теперь в этой луже жить буду. Мне здесь лучше. — Пехов поднялся, нырнул головой в грязь, а потом забрался в самую середину лужи, почти по пояс, и запел:

и начал медленно оседать в грязь.

Тут писатель бросился в лужу, в три прыжка добрался до Пехова.

— Пойдем!

Куда? — спросил Пехов.

— Домой, — сказал писатель.

— Домой не пойду, — ответил Пехов.

— Тогда поедем в райцентр, — предложил писатель.

— Зачем? — спросил Пехов.

— Пива попьем, — ответил писатель.

— Хорошее предложение, — согласился Пехов. — Поедем.

Они вышли из лужи, залепленные грязью. Кто-то засмеялся, но тут же притих.

— Забирай его домой, — сказал Тихомиров жене Пехова.

— Не нужен он мне. Не нужен! — взвилась она.

— Ты же требовала, чтобы он вернулся, — тихо сказал Тихомиров. — Или ты уже этого не хочешь?

Жена Пехова всхлипнула, молча взяла мужа за руку и повела к дому.

Писатель сидел, закутавшись в одеяло, Полила застирывала ему брюки.

— Зря вы в лужу полезли, — говорила Полина. — Неделю назад ом на крышу дома взобрался, едва сняли. Говорят, его модистка приворожила, зелье подмешала, он и чокнулся. А ее, знаете, как еще в деревне зовут? Мина!

— Почему мина? — удивился писатель.

— А потому что неизвестно, кто па нее наступит и где она взорвется. Она же семью разбивает. Против нее всю общественность надо поднимать.

— Ну что ты такое говоришь? — укоризненно сказал Тихомиров. — Разве такие дела общественностью можно решать? Жена Пехова уже один раз подняла общественность. Что из этого получилось, сама видишь. У Пехова с модисткой любовь.

— У Пехова с ней любовь! А у тебя что с ней? — в упор спросила Полипа. — Ты скажи при свидетеле: почему ты се защищаешь?

— Потому что это несправедливо. Каждый человек имеет право любить, за это его нельзя обвинять.