Юрий Ильенко - Легенда о княгине Ольге

— Ха-ха-ха…

— Оттого и повелось: под счастливой звездой родился.

Рассыпав холодную сверкающую пыль, целый рой падучих звезд ринулся с неба…

Дружный взрыв мужского хохота прокатился из конца в конец княжьего двора.

Вошел в свет костра старый Свенельд, хмуро глядел на догорающую книгу, заговорил:

— Напишут и про тебя, князь… Так напишут: «Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых, и легко ходил в походах, аки пардус, и много воевал… В походах же не водил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и зажарив на углях, так ел. Не имел ои и шатра, по спал, постилая потник с седлом в головах. Такими же были и все прочие его воины. И послал в иные земли со словами: «Хочу на вы идти…»

— Уж не собрался ли ты в монахи, Свенельд, на старости лет? — отшутился князь.

Снова все дружно рассмеялись.

Свенельд возложил тяжелую руку на плечо Владимира:

— Под счастливой звездой ты родился, князь.

И медленно повел грозными очами по темным углам княжьего подворья. И было это как приказ дружине и клятва на верность юному князю, как приказ — забыть навеки, что был он сыном рабыни, ключницы.

В конюшне, в стойле Облака, решил заночевать и Владимир. Не спал, да и не давали спать конюшонки — вели на сеновале разговор, пугали небылицами один другого. А может, и не небылицами… Говорили со знанием дела, горячим шепотом — так страшней:

— Нет, ты не знаешь… Древо-туча, это такое дерево, в котором свил гнездо дождь.

— Сам ты туча! Это когда было: дерево-туча… это все неправда!.. А вот нашли дорожные люди младенца в поле. Кладут его в повозку, а кони ка-а-ак захрапят! Не везут! Тогда несут найденыша в руках… То-о-олько подходят к деревне, а оно ка-а-ак захохочет, ка-а-ак вырвется из рук! И исчез! С глаз долой! Значит — упырь!

— Сам ты упырь! Это же кикимора была! Кикимора, а не упырь!

— Много ты понимаешь в кикиморах! Упырь ночью заявился к моей бабке, Миросе. Упырь бабку спрашивает: а ка-а-ак сорочки делают?.. У меня бабка знает, ежели сразу скажешь — он из тебя кровь высосет. Надо разговор вести до петухов. Вот она и начинает…

Долго еще шептались на сене мальчишки, пугая друг друга. Потом смолкли, засопели.

Но не спал Владимир в ту осеннюю, с перезрелыми звездами, ночь. Кормил овсом с ладони своего ненаглядного Облака. Тихо скрипнула дверь конюфии, чья-то тень проскользнула в светлый проем, приблизилась к Владимиру. Ои узнал немого конюха. Немой что-то возбужденно мычал, прикладывал палец к губам. Тревогой и страхом повеяло от него. Потом он скоро и бесшумно обмотал копыта Облака мягкими тряпками, заседлал, набросил уздечку и вывел коня во двор.

Звездный омут вершил вращенье над миром.

Владимир вспрыгнул в седло.

Немой торопливым шагом задворками повел коня в поводу с княжеского подворья. Тайно, по-воровски, прошли они через размытый водой провал в киевском земляном валу.

В ближнем овраге маячила тень всадника.

Немой опустил повод, поцеловал в колено юного князя и коня в атласные губы, пропал в ближних зарослях, будто его и не было.

Владимир медленно приближался к верховому.

— Узнал?

— Мама…

Конн сошлись вплотную, похрапывали, приветствуя друг друга.

Малуша перехватила повод из рук сына:

— Я боюсь за тебя, сынок. Они убьют тебя… Бежим…

— Но, мама, кто убьет?.. Зачем?

— Бежим! В Любеч, там у меня верный человек. Исчезнем… сгинем… Бойся княжеских ласк. Не забывай: ты не ровня нм, ты сын рабыни. Они не простят, твои братья… Бежим!

Лунный свет ослепительным водопадом перелился через край небесного облака. Облак земной заржал. И это было как сигнал паники.

Кони понесли.

Нет, неспроста любят ключниц князья! Есть ли еще на русской земле такая краса? Эх, Малуша, Малуша! Не играла бы ты с князем, не ласкала бы его русые кудри, не целовала бы его смелые глаза, — не пришлось бы тебе этой воровской ночью гнать коней из неизвестности о неизвестность, спасать свое чадо.

Кони умерили бег, пошли крупной рысью.

— Сынок, — первой нарушила молчание Малуша, — Облака придется убить.

Владимир взвизгнул:

— Никогда! Зачем?!

— Они найдут тебя по коню. На всем белом свете места не найдешь, чтоб такого коня упрятать. А прогонишь его, он вернется к тебе и приведет за собой убийц. Сейчас он твой враг.

— Тогда убей меня вместе с ним! — Владимир остановил бег. — Так вот почему немой поцеловал Облака!.. Гад! Он прощался с ним! Он все знал! Предатель!

— Он не предатель. Только он и любит тебя… Да я.

— Не нужна мне такая любовь! Я умру вместе с конем! — мальчишка срывался на истерику. — Я умру! Но перед смертью я хочу от тебя узнать правду о бабке.

— О княгине? — Малуша растерянно смотрела на сына. — Зачем тебе знать правду о княгине?

— Она моя бабка. И я не могу умереть, ненавидя ее.

— Ненавидя? Кто оговорил ее?

— Рассказывай!

— Хорошо, успокойся, я расскажу… От меня у нее не было тайн… Бежим!

Пет. Я не сдвинусь с места, пока не узнаю правды.

Малуша спешилась.

— Слезай с коня, пусть кони передохнут, путь неблизкий.

Она говорила ласково, как только и может говорить любящая мать, она успокаивала сына своим голосом, своим серьезным доверием к его требованию, своим уважением к его юному мужскому достоинству.

Владимир не торопился сойти с коня.

Мать молчаливо выждала и согласилась и на это:

— Хорошо, будь в седле. Слушай… Это было давно. Ни тебя, ни меня еще не было на свете… Была ночь, купальская ночь..

Мать взяла поводья своего коня и Облака и медленно двинулась в ночь, так медленно, чтобы не спугнуть ожидания сына. И речь ее была похожа на колыбельную песню.

— Ты знаешь — горят костры в эту ночь по всем землям славянским: жгут славяне костры над Ильмень-озером, жгут кривичи по-над Двиною и Волгою-отроковицей, над Припятью дреговичи жгут, по берегам Сожи — радимичи, вятичи по Оке, над Десною и Сеймом — северяне, бужане по Бугу-реке, по Днестру и по Пруту до самого моря — тиверцы и уличи, белохорваты под самыми горами Карпатскими и поляне под Киевом над могучим, бездонным Днепром. И над малой рекою, на прозванью Великая, что протекает по земле псковской, пылала жаром тогда купальская ночь… И над этой рекою в ту ночь Ольга, юная Ольга, была со своим возлюбленным, которого звали Рус.

Костры взметнули искры в воображении Владимира… И разом прыгнула через костер влюбленная пара: Ольга и Рус. И потерялись в толпе девушек и юношей, украшенных цветами…

Вот волокут по траве сани, ставят со смехом на сани колесо, сажают на него ряженого — Я рилу, везут «хоронить». Не разобрать, мужчина ли, женщина: на голове красный колпак, на шее ботало коровье, колокольчики на запястьях и на колпаке, весь в румянах и саже.