Юрий Ильенко - Легенда о княгине Ольге

Долго танцевали влюбленные, так долго, что несколько раз порывался Игорь прервать этот танец, по каждый раз сдерживал его Олег. И вот подсел к Игорю древлянский князь Мал, приглашенный на свадебный пир в числе прочих князей, что платили дань киевскому князю. Рад услужить Мал будущему князю киевскому — Олегу не долго осталось жить, стар Олег, а услугу Игорь не забудет. Склонился Мал над Игорем, зашептал ему что-то в самое ухо. Кивнул Игорь.

Тогда Мал, не один, а со своими ближними людьми, направился к танцующим.

Трижды он просил Руса прервать танец, уступить и ему право потанцевать с невестой, и трижды не замечал его просьб Рус. И оборвал нож древлянского князя прощальный танец молодой.

Потрясенная стояла Ольга над бездыханным Русом.

Словно вихрь пронесся над пиром, все смешалось в мгновенье ока. Метались люди, рушились столы, неистово завопили-заиграли скоморохи.

Встал грозный Олег. И все остановилось, будто ничего и не случилось на свадьбе. Да и что за дело могучему владыке до смерти безымянного смерда! Ведь сам навлек на себя гнев неподобным, безрассудным танцем с княжеской невестой. Как песку по берегам Днепра, так и смердов не счесть во владениях Вещего Олега.

И продолжил прощальный танец Олег, конунг.

Какие силы держали на ногах Ольгу?

Все слилось для нее в один обжигающий клубок горя, что клокотал в груди вместо сердца.

Можно! Можно и танцем прокричать на весь свет о том, как рушится в душе далекий, прекрасный, цветущий мир юности — беззаботный, искрящийся, сотканный из первых нежнейших побегов любви. Лазоревый и туманный мир неведения и зовущих надежд… Мир недолгого счастья, летящий стремительным стрижом над чистыми водами детства… Можно, можно прокричать танцем о том, как разверзается под ногами неведомая доселе пучина страха и бессилия, повергающая в ужас каждым мгновением этой ликующей, наглой, алчной незнакомой жизни! Можно простонать боль утрат и, простонав, упрятать эту жгучую боль так глубоко в тайники души, чтобы до времени ни один взор не приметил этой боли! Можно пропеть гимн верности, непокоренной, несломленной верности… Можно танцевать с каждым, с любым! И никто из них не увидит, что нет уже девочки-отроковицы… вот танцует мудрая женщина… а вот уже старость навалилась на согбенные плечи… вот и саван смерти укутал поредевшие седины… Нет Ольги! Умерла Ольга! Танцует иная. Только по странной прихоти судьбы зовут ее Ольгой с малой речушки Великой. Танцует великая Женщина, познавшая счастье, любовь, зачатие, смерть и вечность спокойствия…

Танцует княгиня Ольга с мужем своим князем Игорем!

Горько!

Горько!

Горько!

Кони шли ирпеньским бродом над Вышгородом. Стали тянуться мордами к воде, но Владимир не позволил:

— Подбери повод, мать, нельзя им сейчас пить.

Малуша усмехнулась, она не хуже сына знала, что нельзя им пить, однако порадовалась заботливости сына.

— Все, все тебе рассказала. Теперь торопиться надо. Нас уже, пожалуй, хватились, коней седлают. Видишь, Стожары на зарю кажут…

— Не все ты рассказала. Я хочу знать, как она мстила за смерть Игоря.

— Она не мстила за Игоря.

— Неправда!

— Правда. Ох, какая правда, когда б ты знал… Никому, кроме Перуна, она не мстила.

Не такой она была человек, чтобы мстить. Я ведь люблю ее, как тебя, И тебя она любила… Сынок, я не узнаю тебя, ты будто стрела, что летит и остановиться не может. А вдруг в сердце живое ударишь?

— Я скажу тебе, что я задумал, мать… Только я хочу прежде знать, как она мстила за Игоря.

— Не мстила она! — выкрикнула Малуша. — Глуп ты еще, как полюбишь — поймешь. Коня любить, не человека любить. Играешься все, а уж князем величают…

— Я хочу знать, как она мстила за Игоря.

— Слушай! Когда убили Игоря под Коростонем, дружина его заставила Ольгу поит в деревскую землю. Пришли. Те сами вышли из города, упали в ноги. Говорит: возьмите нашего князя Мала в мужья Ольге, за все заплатим. Знаешь, что она сделала?..

Стояли на коленях древлянские мужи, что вышли из города Искоростеня. Грудилась вокруг них Игорева дружина с обнаженным оружием. Перед Ольгой распростерся Мал, князь древлянский. Ольга спросила:

— Где убили Игоря?

— На этом месте, — ответил подобострастно Мал. — Но ты ведь не любила его…

— Ты все так же глуп, Мал, — усмехнулась Ольга.

— Прости.

— Прощаю.

— Он аки волк…

— Молчи!

— Молчу! — со слезой в голосе кивнул Мал.

— Медведя, — приказала Ольга Свенельду.

— Какого еще медведя? — У Мала задрожал подбородок.

— Бурого, — строго объяснила Ольга.

Игорева дружина стала вокруг Мала, ощетинившись рогатинами. Привели на цепях медведя, выпустили в круг. Зверь лег — видно, от страха.

Князь Мал двумя руками ухватился за грудь и пополз на коленях к Ольге.

— Хочешь жить, — сказала Ольга, — борись с медведем.

Мал приподнялся и рухнул на землю бездыханный.

— Отпустите зверя, — сказала Ольга, — пусть живет.

Люди расступились, медведь, будто нехотя, косолапо двинулся к лесу.

Куковала кукушка.

Свенельд спросил Ольгу:

— Тебе кукует?

— Медведю, — ответила Ольга. — А теперь сожгите город!

— Тетенька! — невесть откуда бросилась в подол Ольге девчушка. — Не-е-е надо! Тетенька! У меня в Любече братик сгорел! Не надо, тетенька!

Ольга очнулась, будто от дурного спа:

— Не надо… не надо, доченька…

И расплакалась как последняя баба.

— Та девочка — это я и была, — устало закончила Малуша. — С той поры была при княгине.

Кони шли шагом.

— Мать, — сказал Владимир, — я буду киевским князем. Потом, не скоро… Я не поеду в Любеч прятаться и вернусь к отцу! И не пробуй меня догнать, мама. Облака не догонишь… Прощай!

Владимир развернул коня и пустил его вскачь.

Схватили Владимира под самым Киевом. Как ни отбивался мальчишка, ссадили с коня, заткнули кляпом рот, связали руки за спиной, кинули поперек чужого седла, торопливой рысью побежали в город. Только и успел рассмотреть в темноте кривую ухмылку старого знакомца — гонца да услышал его торопливый приказ:

— В огнищанскую баню его упрячьте, коня — в стойло на место, да оботрите насухо.

…Вскоре бросили, развязав руки, в баню, во тьму. Грюкнул запор. Глухие голоса послышались за дверью:

— Думаешь, скажет, куда бегал?

— У меня заговорит…

— Огнем пытать не дозволят.

— Зачем огнем… Чтоб заговорил, надобно вложить в зубы конские удила, подвесить за руки, а бить не по телу, а по стене супротив сердца… Почнет говорить…

— Малушу надобно стеречь, Малуша князю может поведать…

Голоса удалились. Стало тихо.

И и этой тишине Владимир вдруг почувствовал, что он в бане не один. Присмотрелся. В углу сидел старик — древний, косматый, худой.