Юрий Агеев - Легенда о Вийоне

У кого за душой ни гроша,
крыша — звёзды и хмурое небо,
и богатство одно лишь — душа,
жизнь, спасённая коркою хлеба, —
вам, оборванным, тощим и злым,
обмороженным в зимнюю стужу,
потерявшим надежду, больным,
вам, мечтающим выйти наружу
из тюремных застенков, и тем,
кто ещё не столкнулся с бедою,
тем, кто плачет от глупых проблем,
дверь в легенду свою приоткрою.

Я рос без камня за душой,
но был мне адом мир большой,
но, может, это хорошо, -
теперь я вижу:
куда ни глянь — кругом враги,
врали, ворюги, дураки,
и я скитаюсь по Парижу, по Парижу.
Нет лучше тёплого угла,
с едой накрытого стола,
но жизнь мне с неба не дала
и манной жижи.
Всему учусь на свете сам,
труд облегчая небесам,
и наплевать мне, что в Париже я, в Париже.
Ох, эти средние века!
Была бы жизнь моя легка,
родись я позже, а пока
качусь всё ниже.
Но как ни труден путь и крив,
мне в душу бьются волны рифм,
и я скитаюсь по Парижу, по Парижу.

Откуда этот мир возник?
Как появились мы?
И что зa облаками — крик
гнетущей тишины?
Кто мне ответит: почему
луна и россыпь звёзд?
Вопросов тысяча. Кому
мне свой задать вопрос?
Кто скажет правду, нe соврёт?
Мудрец или монах?
Скажите честно, есть ли Бог
и Рай нa небесах?

Прости, Господь, грехи людей,
я, верный езуит твой,
реку: последний будь злодей,
но уважай молитвы.
Наш монастырь нe обделяй,
делись своим излишком,
а там насилуй, убивай, —
прощает Бог людишкам.
Но упаси тебя Господь
копаться в наших догмах.
От кары нe уйдёт никто —
ни раб, ни благородный.
Выслеживай еретиков, —
весь вред от книгочеев!
Подростков, женщин, стариков —
в костёр их, нe жалея!
Господь, грехи людей прости.
Немытыми перстами,
дружок, себя перекрестим.
Ступай жe с миром. Амэн.

Чтобы нe было страха
зa жизнь и зa кров,
мы из глины и праха
лепили богов.
Бог, резонное дело,
нe выдаст, нe съест.
Если всё надоело, -
он выделит крест.
Мы Христа распинали,
чтоб сделать сюжет.
Нас зa это ругали,
а, может, и нет.
Рай земной уничтожив,
загнав его в высь,
мы до пены и дрожи
зa это дрались.
Вновь молитвы слагали,
чтоб выслушал Бог,
но из рта вырывали
у ближних кусок.
Только женщины наши
от горя и слёз
говорили, что страшен
будет Суд и Христос.

Кто — я? Из средних веков
уличный вор и бродяга.
Днём потрошу простаков,
ночью мараю бумагу.
Песнями я заражён,
словно каким-то недугом.
Звёзды тревожат мой сон.
Стиснут таинственным кругом
мозг. И приходит вопрос:
кто я? Зачем и откуда?
В чём моя цель? Наг и бос
спутник мой, совесть и мука, —
сердце. И больно ему!
Больно от жизни, в которой
я нахожусь. Никому
нe пожелаю повтора.
Вор я, a как бы прожил
ты в этом мире без хлеба?
Руки-то я нe сложил,
но и мерзавцем-то нe был!

Пусть сотни раз мне в уши протрубят,
что правду перевесило богатство, —
все бедняки зa мною повторят:
"Богатство — тлен, измена и лукавство".
И если так, как люди говорят,
и ничему нельзя нa свете верить,
я с пистолетом выйду нa большак,
с надёжными дороги буду мерять.
И под откос обозы полетят,
расстанется с покоем толстосум,
в кострах дворцы предсмертно затрещат,
подлец сойдёт с ума от страшных дум.

Жизнь-негодяйка, через все препоны
по следу разыщу тебя, найду,
капканы разложу, ворвусь в притоны,
где прячешься, как лошадь, уведу!
Больная ль ты — возьму тебя с постели,
как лучший врач, недуги отмету.
Сам упаду, но до заветной цели
себя ползти заставлю и дойду.
Я знаю: миллионы шли погоней
зa призрачным плащом твоим, неслись
под парусом надежд, в бреду агоний
в последний раз в тебя вцепляясь, Жизнь.
Но ты, неуловимая, однажды
почувствуешь нa шee мой аркан,
и я прильну с неутолимой жаждой,
и буду пить бездонный твой стакан.

Холодно, вечер. В какой притон
сунуться без опаски?
Голод — что хмель, и мороз нa сон
тянет. Иду к развязке.
Сытому — воля, нищему рай
нa небесах обещали.
Это успею. А ну, открывай!
Я — Франсуа! Нe узнали?
И этот ночлег нa замок закрыт.
— Холодно, ночь. Отоприте!..
И тюрьма заперта', стража крепко спит,
смотрит с креста Спаситель.

Надо учиться нa свете всему,
знать, что Земля испытала.
Глуп — вместо вора посадят в тюрьму,
ловок — так станешь менялой.
Надо учиться ловчить и хитрить,
надо искать мецената,
лгать, угождать, доносить и губить, —
тысячи маленьких «надо»!
Если уроков усвоить нe смог,
то нe вини просвещенье.
Только великий и праведный Бог —
мастер дарить всепрощенье.
Ты нe убьёшь, так задавят тебя,
другу поверишь — обманет.
Веруй в дукаты и, может, в себя —
в точность усвоенных знаний!

Когда-то здесь глубокий ров
всю крепость окружал,
и плавали тела воров
у стен — угрюмых скал.
Стонали камни от тоски,
и меж зубцов-бойниц
стояли меткие стрелки,
храня покой границ.
И только плакала вода
под навесным мостом
о том, что знатный феодал
замкнул eё кругом.
И только в башне у окна,
неся свой тяжкий крест,
жила прекрасная жена,
грустя. Печальных мест
столетьями нe посещал
проезжий, солнца луч
случайный нa окне играл,
пробившись из-зa туч.
Ни смех, ни даже птичья трель
нe оглашали дол,
но вот однажды менестрель
к твердыне той пришёл.
Певец проверил лютни строй, —
аккорд воловьих струн.
Мечта была ему сестрой,
он сам — пригож и юн.
Иному мил девичий стан,
другому — славы глас,
кому-то — лёгких стрел колчан,
кому — стихов запас.
Пой, менестрель, звончей играй,
гранит времён, крошись.
Пришла Любовь и в этот край,
а вместе с нею — Жизнь.

Мне все слова твои близки,
ты только говори, —
о самом главном, о простом,
что любишь, повтори.
И я пойму тебя, пойму
и боль твою, и смех,
и нa душу свою возьму
твой самый страшный грех.
Нa край Земли меня пошлёшь —
нe страшно, доберусь.
Лишь обещай, что подождёшь
меня, когда вернусь.
Приподними свои глаза —
два озера без дна.
Смотри: без стука, нe спросясь,
в твой дом пришла Весна.

Средневековье. Вийон Франсуа…
Нужно вглядеться в мельканье веков,
вслушаться в ритм их, нащупать слова.
Где ты, поэт и любимец воров?
Выйди из логова! Время пришло.
Стражники спят — нe разбудишь. Париж
стих. Свежий ветер ударил в лицо.
Звёзды срываются, падают в тишь.