Юрий Нагибин - Гардемарины, вперед!

— Обстоятельства изменились… Возникли некоторые осложнения, — гнусаво тянул низкий голос. — Вам надлежит вернуться в Москву.

— Надлежит? Кто может мне приказать? Я французский дипломат!

Анастасия слегка приоткрыла дверь…

Де Брильи, развалясь в кресле, рассматривал свои худые, голые ноги. Бергер сидел за столом, в позе его было что-то следовательское. Белов стоял у камина.

— Я могу сказать вам, почему вас не выпускают из России, — сказал Бергер, придавая голосу некоторую интимность.

— Ради бога, поручик, не надо одолжений, — де Брильи поморщился.

— Вы ввязались в чужую игру, сударь, — торопливо сказал Бергер. — Заговорщики посягали на жизнь государыни. Следственная комиссия работает днем и ночью. И вдруг из-под ареста сбегает девица — заговорщица. Полиция с ног сбилась, — Бергер перевел дух и отважился взглянуть на де Брильи. — Тайной канцелярии известно, что это вы похитили Ягужинскую…

Француз ответил ему мрачным, презрительным взглядом.

— Но пока об этом знает один Лесток. Он готов помочь вам, — той же скороговоркой продолжал Бергер, — но… — он выдержал паузу, — вы должны отдать бумаги, которые везете в Париж. Бумаги в обмен на Ягужинскую. Все!

— Бумаги? А может, вы хотите еще мой родовой замок и шпагу впридачу, — де Брильи неожиданно рассмеялся, — у Лестока неплохие ищейки, но они взяли чужой след.

— Хватайте свою девицу под мышку и несите в Париж, куда угодно — только отдайте бумаги, — голос Бергера прозвучал почти умоляюще. — Не дразните тайную полицию…

— Убирайтесь! — прошипел де Брильи.

Бергер тяжело повел головой, пытаясь поймать взгляд Белова, потом вдруг крикнул: «Навались!», метнулся к французу, обхватил его колени и рывком дернул к себе. Прием этот был совершенно неожиданным для де Брильи, но, падая, он успел что есть силы ударить Бергера под живот.

— Ну что же ты, курсант! — Бергер дергался от боли, удерживая Брильи.

Миг, и Саша придавил тело француза к полу.

— Скажите, где Ягужинская, и я помогу вам, — проговорил Саша на ухо французу, который тщетно пытался освободиться от тисков.

— Руки ему надо связать, руки… — сипел Бергер.

— Анастасия… Где Анастасия? — твердил Белое. Де Брильи молча извивался.

Перед Сашиными глазами мелькнула золоченая туфелька.

— О! — вскрикнул он и выпустил француза.

Мимо его лица пролетела брошенная Анастасией шпага.

Де Брильи поймал ее с удивительной легкостью и кинулся к Бергеру. Тот успел обнажить шпагу. Разгорелся поединок. Противники носились по комнатам, со звоном разбивалась посуда, закатив от ужаса глаза, в дверях маячил сторож.

Белов неподвижно стоял перед Анастасией. Похоже, ее забавляло происходящее.

Де Брильи в пылу битвы потерял туфли, но шпагой владел отменно. Он сделал неожиданный выпад и пропорол левое плечо Бергера. Тот рухнул на пол. Француз остановился, тяжело дыша.

— Теперь этого, — сказала Анастасия и обхватила Сашу сзади, связав его своим телом.

— Вы опять не узнали меня, Анастасия Павловна, — прошептал Саша. — Я приехал сюда в надежде помочь вам.

Его тон сказал Анастасии больше, чем слова. Она отпустила юношу, пытливо глядя ему в лицо.

— Да, я тебя видела…

— Я был представлен вам в доме госпожи Рейгель.

— Веры Дмитриевны? А… вспомнила. Ты курсант навигацкой школы, — расхохоталась звонко. — А нынче урожай на курсантов. Сережа, ты, случайно, не курсант навигацкой школы?

— Тебя иногда совершенно нельзя понять, звезда моя, — с раздражением сказал де Брильи, ловя ногой туфлю.

— Моя жизнь принадлежит вам! — пылко воскликнул Саша.

— Щедро… А что мне с ней делать? Скажи лучше, этот… Бергер привез паспорт для шевалье?

— Да, паспорт в его камзоле во внутреннем кармане.

— Сережа, пойди, поищи в тряпках этого…

Саша сидел на полу и завороженно смотрел на Анастасию. Вокруг — перевернутые кресла, пол усеян битой посудой.

— Странно, — сказала Анастасия. — Я не помню твоего лица, но хорошо помню фигуру, и эту манеру… голова набок… Где?

— Под вашими окнами… Потом возле кареты, увозившей вас.

— Так это был ты? — лицо Анастасии приняло ласковое выражение, словно друга увидела. — А я все думала, кто провожал меня в дальнюю дорогу? — она встала. — Что о моей матери знаешь?

— На дыбе висела.

— Ой, как люто! — задохнулась Анастасия, опустилась рядом с Сашей на пол и заплакала, уткнувшись в его плечо. Саша замер.

— Государыня дала обет не казнить смертию, — прошептал Саша.

— Значит, кнут. В умелых руках до костей рассекает, я знаю. Мама!.. — всхлипнула она по-детски.

— Я люблю вас.

— Вот и хорошо, — согласилась Анастасия. — Люби меня, Саша-голубчик, — слезы текли по ее лицу. — Хорошо, что дома обо мне кто-то будет тосковать. Меня в Париж везут, как холопку, невенчанной. Француз говорит, что я холодная, студеная. Не хочу с ним под венец идти.

Она взяла Сашу за руки, пытливо посмотрела ему в глаза.

— Исполни, Саша, мою последнюю просьбу, — она склонила голову и осторожно сняла с шеи крупный, усыпанный алмазами крест. — Передай это моей матери, — она помолчала, в свете камина крест ярко вспыхнул. — Есть такой старый славянский обычай… Крест этот маменька палачу отдаст. Палач станет ее крестным братом и… пощадит свою сестру.

— Я передам, — Саша надел крест на шею.

— Казнь будет всенародной. Ты пойди туда, донеси до нее мои молитвы.

— Все сделаю, как говоришь.

Размахивая паспортом, в комнату ворвался радостный де Брильи.

— Звезда моя, через неделю мы будем в Париже! — крикнул он и тут же замер в изумлении. — Сударыня… почему вы обнимаетесь? Немедленно встаньте!

Анастасия повернула к французу распухшее от слез лицо.

— Этот мальчик — последний русский, с которым я говорю. Он меня жалеет.

Она прижалась к Саше, но де Брильи схватил ее за руку, рывком вырвал из Сашиных объятий.

— Мне надоел этот «последний русский» — и «предпоследний» тоже! Мы уезжаем на рассвете, — и он увел Анастасию из комнаты…

Саша вошел в комнату к Бергеру. Курляндец лежал на кровати под балдахином и стонал. Рука и шея его были плотно перебинтованы.

— Какие будут распоряжения, сударь? — спросил Саша, нагнувшись.

Бергер открыл глаза.

— Скачи в Петербург.

— Что сказать их сиятельству?

— Ты свое дело сделал — опознал француза. И я бы свое сделал, кабы не его предательское нападение. Скажи, что лежу, истекая кровью. А лишнее сболтнешь — Сибирь станет твоей второй родиной и могилой.

— Премного благодарен, — усмехнулся Саша и ушел, хлопнув дверью…

Луна взошла и осветила вековые ели, сухую лужайку и Микешин скит на ней: ворота с фасонными накладками, над воротами лик Богоматери. От церкви вверх легкое, как дым, уходило пение молитвы.