Владимир Малыгин - Мангуст. Прыжок Мангуста

Мгновение, и я свободен. Теперь освободиться от стальных браслетов стало проще. Столкнул лодку в воду, запрыгнул на борт, опустил вёсла, выгреб на стремнину, понёсся вперёд. Можно убирать вёсла, дальше мне воздушная стихия поможет.

Ночью так и не сомкнул глаз, слишком растревожило душу увиденное, всё пытался осознать причины такого ко мне отношения со стороны в общем-то не чужих людей, и ничего не получалось. Не видел подходящего повода.

Днём увеличил ход, вода и воздух хорошо помогали, лодка понеслась вперёд, пока на очередном повороте не зачерпнула носом холодную воду. Опомнился, ослабил напор воздуха в корму, убавил скорость. Небольшим вихрем откачал набравшуюся воду, сушить не стал, горячее солнце само быстро справится.

Во второй половине дня впереди показался долгожданный город. На окраине причалил к берегу, распрощался с лодкой, приберёт кто-нибудь, и поднялся вверх по пологому склону. Узкая тропка провела через густые заросли высокой крапивы, нырнула под раскидистые ивы и оборвалась в небольшом проулке. Несколько десятков шагов – и я на окраинной улице. Спрашивать дорогу не пришлось, отпечатавшаяся в мозгу картинка точно вывела к нужному дому. И внутри никаких проблем не случилось. Ментальное подчинение с каждым разом работало всё лучше и лучше. Сильная штука. Понимаю, почему мою мачеху так ненавидели. Надо бы мне свои новые умения не светить на людях. Очень осторожно придётся ими пользоваться, или живых после этого ни в коем случае не оставлять.

Нового ничего не узнал, ни имен нанимателя, ни мест следующей встречи. Это просто хозяйственники. Но рука не дрогнула. Прошёл на кухню, покидал в свой рюкзак кое-какие припасы, шагнул за порог, оставляя за спиной безжизненные тела со свёрнутыми шеями. Некого тут жалеть, меня бы точно не пожалели. Открыл ворота, выгнал один из трёх грузовых паровиков на улицу, поехал потихоньку вперёд, надо бы дорогу на выезд разузнать. Пацанов каких-нибудь прокатить? Пусть порадуются и прокатятся, за довольной болтовнёй всё мне и расскажут.

Больше на меня никто нигде не нападал. Через четыре дня показалась столица. Грузовик выдержал дорогу, ничего не сломалось, не отвалилось. Чего не скажешь обо мне. Тяжело управлять такой машиной. Большой, неповоротливой… Руки не железные, гудят от постоянных усилий. В спину словно кол деревянный забили. К вечеру только и удовольствие – в кузов забраться да на твёрдых досках вытянуться. Зато в кузове под тентом ночевать одна отрада.

Остановился в пригородном лесу, дождался вечера и ушёл, даже ни разу не оглянувшись на брошенный под деревьями грузовик. Лишь оставил за собой открытую настежь дверь. Зачем он мне? Если понадобится, я ещё найду. А этот кому-нибудь пригодится.

По дороге не пошёл – пост на въезде нужно было обойти. Пробрался огородами, узкими переулками вышел на окраинные улицы. Дальше, дальше – ближе к центру пошли знакомые места, уже проще сориентироваться.

Да, это не малые провинциальные городишки, где за часок можно от одной окраины до другой дотопать. Я себе все ноги сбил, пока до нужного поместья добрался. Шёл по вечернему, а потом и ночному городу и от стоящей передо мной картины никак не мог прийти в себя. Удивлялся. Город как жил, так и живёт своею жизнью. Гуляют простые люди, веселятся, смеются, никому нет дела ни до меня, ни до хитромудрых дворцовых интриг. Пустое это всё. Не будет меня, будет кто-нибудь другой, а они так и будут шутить и смеяться. И город так и будет стоять… И в провинции народ так и продолжит заниматься своими огородами, охотиться в лесах. Кому эта власть нужна? Зачем? Кроме как боярам и аристократам никому она больше не нужна. Простые люди так думают. Но если не будет власти, не будет и государства. Ничего не будет. И налетят тут же те же китайцы… Хуже будет? Отогнал дурацкие мысли, так не вовремя лезущие в голову. Но интересно. Потом додумаю.

Вот и знакомый забор.

Заворчали собаки, пока ещё тревогу не подняли, но уже близко к тому. Вы же меня помнить должны? Как не хочется вас убивать, вы же не люди. Ну, вспоминайте же! Вот, вспомнили, другое дело. Перепрыгнул через забор, в руку мокрым холодным носом ткнулась лохматая морда, посмотрела недоумённо. Ну да, я на всякий случай защиту поставил. Мало ли что, кто вас знает, что вам может в голову стукнуть? Зубищи-то с мой мизинец. И вкусненького у меня ничего нет. В другой раз.

Вышел на подъездную аллею, пошёл к освещённому входу, не скрываясь, нагнетая злость. Поднялся на крыльцо, стукнул кулаком в широкую тяжёлую дверь, вспомнил, потянулся к кнопке звонка. Даже на улице было слышно мелодичный перезвон сигнала. В холле загорелся свет, отдёрнулась штора на узком окне, к стеклу прижалось чьё-то бледное, неразличимое лицо. Отодвинулось, тут же внутри загремело засовами.

– Вячеслав? Ты откуда здесь…

Договорить Тимофей не успел. Мой самый слабый воздушный кулак вбил невысказанные слова назад в глотку, отбросил хозяина дома на противоположную стену. А крепок боярин, только сполз в беспамятстве вниз, голову не расколол. Следом картина на паркет рухнула, позолоченная деревянная рама зазмеилась трещинами, лопнуло красочное полотно. Звонкими осколками рассыпалась завалившаяся с постамента ваза с сухими цветами. Как-то шумно получилось, даже не ожидал такого сильного эффекта от моего приветствия.

Из тёмных сумерек длинного коридора блеснула светом лампа, зашаркали по паркету чьи-то торопливые шаги. Слуги пожаловали. Остановились на границе электрического света, в ужасе таращатся на разгром в холле, выходить на свет побаиваются. А, нет, увидели лежащего у стены хозяина, долг чувство страха перевесил – кинулись вперёд, запричитали.

– Отошли все назад! Кто вперёд сунется – пришибу!

И мягкой воздушной волной усомнившихся в моих словах обратно в тёмный коридор откинул.

Несколькими быстрыми шагами пересёк холл, наклонился к лежащему в беспамятстве боярину, сформировал малое исцеление. Рано тебе помирать. Сначала ты мне всё расскажешь!

– Ты что творишь? Совсем ополоумел? – широко распахнутые глаза боярина настолько непонимающе смотрели, что я даже усомнился в правильности своих действий. На секунду. В следующий момент Тимофей захрипел. Воздушная удавка перехватила горло, потянула его вверх по стене, заставляя выпрямиться во весь свой немалый рост. Чуть-чуть надо ослабить, не хватало ещё его так быстро придушить. Вот, пусть на носочках постоит, руками по стеночке поёрзает.

Сбоку из тёмной глубины коридора оглушительно бабахнуло. Огненный сноп пламени пролетел через холл, картечной россыпью дуплета ударил мне в бок, отбросил в сторону, на пол.

Контроль за удавкой пропал, Муромцев-старший мягким бескостным мешком шлёпнулся вниз, распластался на паркете, со свистом втягивая в себя воздух, захрипел измятым горлом, заперхал натужно, что-то пытаясь сказать. Поднял руку, приподнялся и снова рухнул на пол, разбив в кровь лицо.