Дмитрий Всатен - Книга 1. Людомар из Чернолесья

– Ты оставил меня ради нее? Кто она? – спросила людомара.

– Я…

– Ты, которая называет себя Ирима, что ты делаешь здесь? – крикнула холкунке людомара. – Я не знаю тебя.

– Ты знаешь меня, – отвечала та, – он не дает тебе знать меня.

– Почему не хочешь ты, чтобы я знала ее? – обернулась на охотника людомара. Но Сын Прыгуна не мог ответить. Что-то защемило ему сердце. Перед глазами плыли круги.

– Знаешь ли ты, что он сгубил меня и ее? – К ногам упало тельце Лоовы. Ее пустые глазницы уставились прямо в глаза охотника.

– Он заморозил нас. – О ногу Сына Прыгуна ударился и отскочил обледенелый трупик мальчика. Смерть застала его в нелепой позе. Тем страшнее было смотреть в его широко открытые глаза и разинутый в застывшем крике рот.

– Ты не можешь говорить с ним за меня! – дико завизжала людомара.

– Я могу. Я кричу, и он слышит меня! – не менее громко заорала Ирима.

Людомара бросилась к холкунке, схватила ее за выпиравшую ключицу и вырвала ее. Ирима ухватила руками ребра людомары и с громким хрустом выломала их.

– Он бросил меня…

– И меня он бросил…

– Мы погибли в мученьях…

– Мы замерзли…

– Ты бросил нас… бросил-бросил-бросил…

– А-ар-р! – натужно выдохнул охотник, смотря на то, как мертвые дети у его ног ожили и стали ласкаться к нему, прижимаясь к его ногам своими холодными тельцами.

Внезапно, что-то мощное обрушилось на людомара и повалило на землю. Оно схватило его за шиворот и поволокло прочь. Потом, вдруг, бросило и огласило лес громоподобным рыком.

Проваливаясь в пустоту, Сын Прыгуна увидел омкан-хуута. Животное кусало само себя и рвало свою грудь когтями. Оно дрожало всем телом и дико выло. Но после собралось, впилось зубами где-то у шеи людомара и снова его понесло.

В поисках утраченого

Мушка жужжала прямо над ухом. Кожа на щеке ощутила прикосновение маленьких лапок. Они пробежали от уха к открытому рту. Маленький хоботок прикоснулся к губе, ощупал ее и…

Сын Прыгуна мгновенно сжал челюсти, плюнул, открыл глаза и резко сел. Он захлебнулся от собственного могучего вдоха и закашлялся. Нутро было пустым и сухим, как рассохшаяся бочка. Перед глазами плавала муть, перемежаясь всполохами диковинных расцветок.

Лес жил своей обыденной, скрытой от всех, но насыщенной донельзя жизнью. Глухой рокот бился среди многочисленных ветвей, бередя листья, и заставляя отжившие свой век лепестки, опадать вниз.

Рядом с людомаром покоилось тело омкан-хуута. Его морда смотрела прямо перед собой остекленевшими глазами. Сын Прыгуна внимательно осматривал тело своего всегдашнего врага, ставшего на несколько дней надежным другом.

Большая птица с клекотом врубилась с лету в верхушку кроны над его головой, и затихла там, еле слышно перебирая лапками.

Людомар продолжал смотреть на омкан-хуута. Что-то странное порождал хищник в его душе. Это нечто нарастало в Сыне Прыгуна, подобно снежному кому, но он по-прежнему не мог разобрать причин внутреннего бурления.

Вдруг, глаза омкан-хуута шевельнулись. Людомар впился взглядом в морду хищника. Его тело невольно напряглось.

«Показалось…» – едва успел подумать он, когда явственно различил, как дрогнули ноздри зверя.

– Ты пребывал в кущах Кугуна? – спросил он голосом, сломавшемся на последнем слове.

Омкан-хуут встрепенулся. Иглы на его загривке и шее пришли в движение. Челюсти задвигались. Хвост стал мести полог леса. Хищник молчал.

– Доранд… – Сын Прыгуна поперхнулся на полуслове. На него смотрели глаза животного. Глаза убийцы. Он отчетливо почувствовал это.

Омкан-хуут стал медленно подниматься. Его глаза неотрывно смотрели на людомара. Сын Прыгуна поднимался на ноги вместе с ним. Борьба взглядов становилась все сильнее и сильнее.

– Р-р-р! – заклокотало в груди омкан-хуута, и вырвалось наружу тонкими струйками, просочившимися между зубов.

Еле уловимое движение, и мощная лапа хищника выбросилась вперед. Людомар ловко увернулся. Его посох хрустнул под ударом лапы и отлетел куда-то в бок.

Омкан-хуут вдохнул полной грудью. Над его челюстями заходили желваки, готовясь выбросить вон самое страшное оружие зверя – его язык.

Сын Прыгуна задохнулся от того, с какой силой кровь ударила по его жилам. Он зарычал и изготовился.

Подобно двум вспышкам молний, тела врагов метнулись друг к другу и сшиблись. Людомар извернулся в воздухе и упал на бок, прижимая к себе тело омкан-хуута. Он хотел было продолжить борьбу, но вдруг ощутил покалывание во всем теле. Мгновение и его отшвырнуло от хищника.

Охотник упал навзничь и остался недвижим. Его словно бы парализовало.

Омкан-хуут лежал на боку неподалеку и бился в конвульсиях. Из него вырывались булькающие звуки и странный хруст. Наконец, он затих.

– Маэрх, – донеслось с его стороны, – слышишь ли?

– Да, – выдавил из себя Сын Прыгуна.

– Это хорошо.

Первым поднялся омкан-хуут, подошел к людомару и поставил лапу на его грудь. Сын Прыгуна тут же ощутил, как оцепенение сходит с него.

– Не думал я, что они найдут нас здесь. Не думал, что ищут нас, – проговорил омкан-хуут.

– О ком ты говоришь?

– Чернецы. Я бился с одним из них в теле этом. Я победил его, но изгнал лишь мысль, но не дух. – Доранд в теле омкан-хуута тяжело опустился на землю.

– Ты покидал меня?

– Я был в кущах Кугуна. Он призывал меня. Он спрашивал меня, и я отвечал ему.

– Где мы?

– Ровно там же, где были.

– У Боголесья?

– У его кромки.

Людомар сел, опершись спиной о корень мека.

– Не смог я, – сказал он полу утвердительно, полу вопросительно.

– Не смог. И не должен был смочь. То моя вина.

– Ты скажешь мне?

– Да. Но мы должны идти. Я скажу, пока идем.

Они поднялись на ноги, и пошли прочь от Боголесья.

***

– Ты говорил с собой. Нет страшнее пытки, чем говорить с собой. Духи прошлого, которые живут в тебе – вот, что всегда терзает, любого из нас терзает. Они являют нам видения прошлого. Те, которых мы боимся более всего. Они задают вопросы. Много вопросов. Они спрашивают о том, о чем мы спросить себя боимся. Они заставляют отвечать. Это ли было там?

– Да, – тихо проговорил людомар. Перед его глазами, вдруг, всплыла вся картина произошедшего.

– Избежать этого можно лишь не говоря с ними, не слыша их и не видя. Но разве такое возможно?! В табличках, что видел я в урочище Неогла, прочел я о судьбе твоей. Мало тебе осталось, а потому бежать нам надо, ибо тот, кто идет рядом с тобой, твоя тень, будет всегда идти, и ежели ты побежишь, то сможешь ненадолго вырваться вперед. Того и хотел я, когда привел тебя в Боголесье.

Но Мемабана посмеялся над моей самонадеянностью. Он жестоко покарал творение мое в тебе. Я едва не сгубил тебя верой в силу моей магии.