Дмитрий Всатен - Книга 1. Людомар из Чернолесья

Омкан-хуут умолк, и они долгое время шли молча.

– Магией своей закрыл в тебе я прошлое твое. Думал, без памяти окажешься ты сильнее, ибо не увидишь ничего, а ежели увидишь, то не вспомнишь. Но Боголесье перехитрило тебя, равно как и меня. Оно обратилось туда, где я не смотрел. Оно заглянуло так глубоко, где мне не видно. Оттуда исторгло оно воспоминания твои, а по ним, как по ходу подземному, пробралось и проникло в закрытую мной крепость твоего прошлого. Потому вспомнил ты и узнал лики тех, кого видел перед собой и с кем говорил.

Людомар невольно потупился, прореживая рассеянным взором пространство под своими ногами. Перед его глазами снова разыгралась сцена, которую он видел в Боголесье. С трудом отогнал он картину прочь от себя.

Омкан-хуут молчал, смотря прямо перед собой.

– Я прошу тебя, но ты ответь мне, – попросил Сын Прыгуна. – То не будет вопрос, какие я задавал тебе до того. О другом спрошу я. Ответишь ли?

– Отвечу.

– Я вспомнил то, что сокрыл ты от меня. Открылись мне врата, закрытые тобой… – Охотник нахмурился, умолкнув, а потом продолжил: – Сколь много не окидывал я взором прошлое мое, не могу отыскать в нем магии. Когда она пришла ко мне? До сих пор нехорошо мне от того, что вижу вокруг себя. Много раз бывал я в Чернолесье, много раз бился с омкан-хуутами и сурнами. Бился и с огнезмеем. Но не было в том колдовства. Честно бились. Насмерть… Сейчас же, словно бы другое Чернолесье я вижу пред собой. Везде и всюду лишь магия и колдовство. Твои преображения, мои видения. Не было такого раньше у меня. Отчего так?

Омкан-хуут остановился и медленно повернул к нему свою голову. Его глаза внимательно посмотрели на Сына Прыгуна.

– Лес ли нашептал такие мысли в уши твои? – спросил Доранд.

Людомар опустил голову и поскреб пальцами лоб: – Не знаю… может быть и он…

– Коли так, как говоришь ты, то отвечу я тебе. – Омкан-хуут снова двинулся в путь. Солнце с трудом пробивалось сквозь густую верхнюю крону, засеивая путь идущих яркими желтыми звездочками. Иной раз обоим казалось, что они ступают по ночному небосклону. – Когда я был очень мал, когда бурга, что росла подле нашего дома в Боорбогских долинах, была еще маленьким росточком с одним единственным листком, клейким и мягким, тогда и я, как ты, жил в мире, где не было места магии и колдовству. Как и ты, как и все во Владии, кто не беллер, преклонялся я пред величием невозможного. Мой отец, беллер, иногда показывал мне малую магию, иссушая лужи после дождя или передвигая предметы, которых не касался. Тогда мне казалось это вселенской магией. Кричал я радостно и топал ногами. Тогда ночь была темна, таинственна и страшна, а день под очами Владыки – радостен, светел и добр.

Но время пришло мне прибыть в Боорбрезд и обучаться там магии и колдовству. Свое первое заклинание произносил я дрожащими губами, а потому не вышло у меня. Отчаяние напало на меня. Немало приложил усилий, чтобы стать беллером, и стал. И магия, и колдовство подчинились мне, но…

Людомар внимательно смотрел на беллера в обличье омкан-хуута. Они почти поровнялись. На губах охотника дрожал вопрос, но он сдерживался и не задавал его.

– … лишь день я ощущал в себе их силу. Тогда все поменялось, знаю это, но после все осталось прежним. Очами новыми взглянул я на мироздание вокруг себя.

– Можно ли такое, чтобы все изменилось и осталось прежним? – не понял Сын Прыгуна.

– Да. Ты не поймешь, пока не станешь беллером, но став им, сразу все поймешь. Владыка создал множество миров в одном огромном мире. Все это множество увидит тот, кто посвящен. Кому не ведомо знанье это, тот никогда не узнает о многомирье, хотя и проживет в нем жизнь ровно такую, как и те, кто ведал все о мире.

– Я не понимаю…

– Когда я был ребенком, то первый дождь, который видел я, казался мне колдовством, величественной магией. Да разве ведомо такое было мне, чтобы вода с небес срывалась. Чтобы реки низвергались вниз, подобно водопаду, вершины коего не видно в небесах! Когда отец иссушил лужу под взглядом моим – мне показалось, верх величия увидел я, верх силы. И, ежели бы жить продолжил я, как жил, не беллером, но мальчиком, который стал бы мужем не ведавшим, что магия пронизывает мир, то всякий раз, едва завидел бы я фокус с лужей, его бы магией я называл.

Но беллером стать мне было суждено, и я им стал. Столь долго беллером я был, что даже перевоплощения уже не кажутся мне магией, как и тебе не видится колдовства в нюхе и слухе твоем. Но дай их пасмасу, али холкуну, – увидишь ты, как округлятся их глаза, и уста воскликнут: «Колдовство!» Слышать то, что слышишь ты, им не дано. Для них лес лишь шумит и шелестит. С тобой он говорит, поет, кричит от боли, рычит от ярости. Ты слышишь лес, они – глухи.

Повсюду, если приглядишься, во множестве ты магию найдешь. Вот древо, взросшее из малой кости, что с ноготь мой, – Доранд выставил переднюю лапа, с удивлением отметил, что это лапа, а не привычная ему рука. Он хрипло зарычал, ухмыляясь. – Вот птица, порожденная яйцом хладным, не дышащим. Повсюду магия, и всюду новый мир. Новые миры! Кто копошится в поросли под нами, не ведает, что в небесах парит содион и ражван, встречая криком Желтое Око Владыки. Содиону невдомек, что можно копошиться в поросли и из земли питаться. Куда ни глянь, повсюду разные миры, и все они в одном огромном мире, а посему мы называем творца миров сиих Многоликим.

Ты, так же как и я, жил в мире лишь своем, не замечая магии его, но зло, которое исторглось из утробы Великолесья, изменило мир твой. Тогда, когда ступила нога твоя в Оволарг, когда заговорил ты с холларгом, тогда попал ты в мир холкунов. Помнишь ли, как изумили тебя их дома: большие, не чета донаду твоему?

– Я помню.

– Как в Боорбрезде, тогда открылся тебе мир величия и власти. Там встретил я тебя, и ты узнал меня. Там магия, которую ты магией зовешь, и началась. Тогда отметил ты ее в себе. Ты подивился, помнишь ли, когда прознал про то, что рыб я на тебя наслал, пожрали рыбы те твоих товарищей. Я помню, как глаза твои горели, глядя на меня.

Но, Маэрх, скажи мне, сложно ли собрать бездумных тварей и указать им, где еда? Что по сравнению с этим сила боора брездов. Одним лишь его приказом отовсюду, и из Равнин Синих, и из Холведской гряды, и даже из Холмогорья и Великолесья сошлись тысячи воинов. Огромная сила, подобная Велиководью, что плещется у Прибрежья владийского!

Что в сравнении с моей магией та сила, которая порождена воинством боора. Тысячи тысяч. У самого твердого – камня – отрывает эта сила куски и возводит крепости на вершинах самых высоких гор. Стенами крепости эти сильны настолько, что сам Брур не в силах сокрушить их.

Что в сравнении с моей магией та сила, с которой сошлись войска боора и оридонян?! Столкнулись они так, что от грохота их тел сотряслись и небо, и земля. Когда же пали все владяне, а частью сдались, что сделать мог беллер пред мощью их железных тел?!