Брендон Сандерсон - Пепел и сталь

Из тумана вышел какой-то человек и, прихрамывая, двинулся к Кельсеру. Это был старик. Людей такого возраста Кельсер не призывал в армию. Наверное, он принадлежал к прежним мятежникам – тем, что жили в пещерах задолго до того, как появился Кельсер и лишил их убежища.

Старик подошел к большому камню неподалеку от пенька и с тяжелым вздохом уселся.

– Сегодня их сон будет беспокойным, – сказал старик. – Они не привыкли ночевать в тумане.

– Выбора-то у них нет, – ответил Кельсер.

Старик покачал головой:

– Пожалуй что нет.

Он немного помолчал. Выражение его морщинистого лица было трудно прочитать.

– Ты меня не помнишь?

Кельсер пригляделся:

– Извини, не помню. Я тебя вербовал?

– Можно и так сказать. Я с плантации лорда Трестинга.

Кельсер изумленно приоткрыл рот, вспомнив наконец усталого, но еще крепкого старика с лысой головой.

– Ты тот, с кем я разговаривал ночью. Тебя зовут…

– Меннис. Когда ты убил Трестинга, нам пришлось бежать в пещеры, и мятежники нас приняли. Потом, правда, многие ушли искать для себя другую плантацию. А некоторые остались.

Кельсер кивнул.

– Так это твоя заслуга? – спросил он, махнув рукой в сторону лагеря. – Ты подготовил их к бегству?

Меннис пожал плечами:

– Некоторые из нас не способны сражаться, а потому занимаются другими делами.

Кельсер наклонился к нему:

– Что случилось, Меннис? Почему Йеден так поступил?

Меннис развел руками:

– Почему-то считается, что только в молодости человек бывает глупым. Лично я давно заметил, что возраст не прибавляет ума тому, кого обделили им еще в детстве. Йеден был из тех, кто легко поддается чужому влиянию. Тем более что ты как бы оставил ему частицу своей славы. Кое-кто из офицеров думал, что неплохо бы провести, так сказать, тренировочное сражение, чтобы испытать солдат в бою. Они решили устроить ночной налет на гарнизон Холстепа. Похоже, это оказалось не самым удачным решением.

Кельсер тяжело вздохнул:

– Даже если б они победили, то без пользы, потому что обнаружили бы существование армии.

– Они верили в тебя, – тихо сказал Меннис. – Они думали, что просто не могут проиграть.

Кельсер грустно покачал головой и уставился вверх, на клубы тумана над головой. Он медленно выдохнул, и вырвавшееся из его рта облачко пара смешалось с туманом.

– Что теперь будет с нами? – спросил Меннис.

– Мы разделим вас на маленькие группы, – сказал Кельсер, – и отведем в Лютадель, а там вы затеряетесь среди скаа.

Меннис кивнул. Он выглядел усталым, даже изможденным, но еще не сдался. Кельсер понимал его чувства.

– Ты помнишь, о чем мы говорили на плантации Трестинга? – спросил Меннис.

– Отчасти. Ты пытался убедить меня не устраивать беспорядки.

– Тебя это не остановило.

– Но я только это и умею, Меннис. Ты винишь меня за то, что я сделал, из-за чего вы и очутились здесь?

Меннис немного помолчал и кивнул:

– Да. Однако в каком-то смысле я благодарен тебе за это. Я думал, что моя жизнь уже кончена, – я каждый день просыпался с мыслью, что сегодня не смогу подняться. Но здесь, в пещерах, у меня снова появилась… цель. За это я и благодарен тебе.

– Даже после того, что случилось с армией из-за меня?

Меннис фыркнул:

– Ты слишком высоко задираешь нос, юноша! Солдаты сами позволили убить себя. Может, ты отчасти и был тому виной, но не ты делал за них выбор. Кроме того, это не первый бунт скаа, который закончился резней. Их было множество. А ты, можно сказать, уже совершил невероятное – собрал огромную армию, сумел вооружить и обучить ее, несмотря на то что мало кто верил в твою затею. Просто дела пошли иначе, чем ты ожидал, и все равно ты можешь гордиться собой.

– Гордиться? – удивленно переспросил Кельсер, стараясь не выдать своих истинных чувств. – Эта армия должна была разрушить Последнюю империю, а не совершить самоубийство в бессмысленном сражении вдали от Лютадели.

– Разрушить По… – Меннис умолк, нахмурившись. – Ты что, говоришь серьезно?

– Конечно, – сказал Кельсер. – А зачем бы мне еще такая армия?

– Для сопротивления, – предположил Меннис. – Для борьбы… Ребята за этим и пришли в пещеры. Им было важно не победить или проиграть, а делать что-то… хоть как-то бороться с Вседержителем.

Кельсер хмуро посмотрел на него:

– То есть ты с самого начала предполагал, что армия погибнет?

– А что еще с ней могло случиться? – вопросом на вопрос ответил Меннис. Он встал, качая головой. – Мечтай не мечтай, парень, вот только Вседержителя невозможно победить. Однажды я дал тебе совет – я сказал, чтобы ты внимательно выбирал битвы, в которые стоит вступить. Ну так вот, эта битва была не напрасна. А теперь разреши посоветовать тебе еще кое-что, Кельсер, Выживший в Хатсине. Иногда надо просто остановиться. Ты сделал великое дело, никто и не ожидал такого. Твои люди перебили целый гарнизон отборных солдат, прежде чем их окружили и уничтожили. Это величайшая победа скаа за многие десятилетия, а может, и за столетия. И теперь тебе пора отойти в сторонку.

С этими словами старик уважительно кивнул и, медленно переставляя ноги, поплелся к центру лагеря.

Кельсер стоял, задумчиво глядя ему вслед.

«Величайшая победа скаа за многие десятилетия…»

Но ведь именно против этого он и сражался… Не только против Вседержителя, не только против знати. Он сражался против тысячи лет такой жизни, при которой смерть пяти тысяч человек называют «величайшей победой». Он сражался против жизни, настолько лишенной надежды, что скаа если и решались на бунт, то только заранее готовясь к поражению.

– Это не победа, Меннис, – прошептал Кельсер. – Я еще покажу тебе настоящую победу.

Он заставил себя улыбнуться – не от радости и не от гордости за себя. Он улыбался вопреки горю… его охватывала боль при мысли о гибели людей, но он улыбался – потому что не желал сдаваться. Своей улыбкой он как бы доказывал Вседержителю – и самому себе, – что не побежден.

Нет, он не собирался отходить в сторонку. Он еще не закончил дела.

Он только начал.

Вин лежала на своей постели в лавке Колченога, прислушиваясь к пульсирующей головной боли.

К счастью, она понемногу утихала. Вин еще помнила, как проснулась в то первое, ужасное утро. Боль была настолько сильной, что она почти не могла думать, а ведь ей приходилось еще и двигаться. Она совершенно не понимала, как Кельсер оставался на ногах и вел остатки армии к безопасному укрытию.

Прошло больше двух недель – целых пятнадцать дней, – а голова у нее все еще болела. Кельсер сказал, это хорошо. Он заявил, что ей необходима практика обращения с пьютером, что она должна приучить свое тело к пьютерной гонке. Однако Вин сильно сомневалась, чтобы нечто настолько болезненное могло быть «хорошим».