Алекс де Клемешье - Сын Дога

– Как всегда, – флегматично ответил Светлому Темный, окидывая застигнутых врасплох безразличным взглядом, от которого по коже побежали мурашки. – Изо всех сил пытаются доказать, что они умнее старших. За дурачков нас считают.

– Мы пытаемся проверить гипотезу… – начал возражать ему Угорь.

– Молодцы! – с охотой похвалил Семен. – Только у вас бы все равно ничего не вышло. «Противоядие», которое нейтрализует каносуг… гес… язык сломаешь, пока выговоришь! Проще говоря, нейтрализующие частоты находятся в инфракрасном диапазоне. Вы бы их неделю тут подбирали. А с учетом того, что низкие басы и определенный ритм приносят временное облегчение, вы бы совсем запутались, так и не дойдя до конца.

– Так вы знали?! – воскликнул пораженный Артем.

– Похоже, знали, – подхватил Евгений. – Может, даже с самого начала знали, но зачем-то им было нужно собрать нас здесь. Зачем?

Артур, внимательно разглядывающий свои ногти на левой руке, негромко произнес:

– Молодой человек, когда вы уже научитесь задавать правильные вопросы?

Намекнув таким образом, что разговор с Остыганом не остался незамеченным, Темный не счел нужным продолжать. Зато с видимым неудовольствием продолжил Семен:

– Важно не зачем вас здесь собрали. Важно, почему до сих пор держат. Может, присядем, покурим?

– Заметят – будут ругаться! – чувствуя себя ужасно глупо, предупредил Угорь.

– Не заметят. Заперто. А кто сможет открыть – тот точно ругаться не станет. Так вот, – сказал представитель московского Ночного Дозора, распахивая окно и доставая пачку «Полета», – ничего мы с самого начала не знали. Про частоты – это тут уже выяснилось. Благодаря вам, между прочим. – Он вежливо склонил голову. – Не буду скрывать – уже несколько дней, как выяснилось.

Бурнатов обиженно фыркнул.

– Ну, ты сам покумекай, парень! – обратился Семен непосредственно к нему. – Нашу братию вон как корежит от звуков симфонии, а ты, герой разэдакий, целый час туда-сюда ее в ателье катал. И что? Поплохело тебе?

– Я был осторожен! – насупившись, ответил Артем.

Семен отмахнулся; за рукой потянулся густой шлейф крепкого табачного дыма. Угорь машинально похлопал себя по карману, но сигареты, видимо, остались в палате, а «стрелять» у москвича он не захотел. Сделав несколько шагов, он все же уселся в «стоматологическое» кресло и расслабился. В неудобной ситуации найти удобное положение – уже хорошо.

– Значит, вы что-то сделали с записью симфонии, которую изучал Артем? – поинтересовался он задумчиво. – Или вы его самого предварительно обработали?

– Молодец, соображаешь. «Противоядие» можно принять как до, так и после воздействия. Вот этим сейчас занимаются Иные по всей стране. Потихонечку. Не афишируя. Наш доблестный злодей, думая, что опережает нас на шаг-другой, продолжает разносить ноты по консерваториям. А мы делаем вид, что сбиваемся с ног, пытаясь эти ноты изъять.

– Тянете время, – покивал Угорь. – А две сотни травмированных тут корчатся…

– Ну, ты не перегибай, Евгений Юрьич, – обиделся Семен. – Корчатся не все двести-то! Только те, кто вызвался добровольцем.

– Пф! – фыркнул Евгений. – Как будто, если бы мы знали, что имеется выбор, мы бы согласились на эти эксперименты!

– Согласились бы, – отвернувшись от окна, глядя оперативнику в лицо, серьезно сказал Семен. – Все равно согласились бы, потому что это для дела нужно. Только если бы мы вас ввели в курс – Хозяин рано или поздно разоблачил бы кого-нибудь, догадался бы. У вас же, ты уж прости, Евгений Юрьич, все на лицах написано – что у тебя, что у паренька этого, пианиста нашего гениального.

– Значит, Каскет здесь?

– И ближе, чем ты думаешь.

Подобравшись, Угорь спросил:

– И кто же?

– А вот этого тебе знать пока не следует.

– Почему?

– Потому что одного из вас завтра отсюда переведут на другой объект. – Семен мотнул подбородком в сторону Артема. – А другого… ну, не выпишут, конечно. Направят на дополнительное обследование в Томск.

– Не хотите, чтобы мы мешались под ногами?

– Безусловно, – подал голос молчавший бо́льшую часть разговора Артур. – Глупости – это же по вашей части? А нам тут глупости не нужны. Вы сегодня вечером собирались в Академгородок? Вот и поезжайте. А завтра утром – на выход с вещами и бумагами.

– Не поверите, Артур! – развеселился Угорь. – Я как раз собирался навести марафет перед поездкой – так вы же помешали! Там в Сумрак нужно заходить, чтобы в «числитель» попасть, а благодаря вашим резонам я этого проделать не смогу.

Темный холодно взглянул на Евгения.

– Многоуважаемый Семен, – подчеркнуто ровно обратился он к Светлому московскому коллеге, – вы ведь справитесь с аппаратурой?

* * *

Говорят, что по-настоящему оценить свободу может только тот, кто ее заслуживает. Чушь! Если спросить сотню уголовников, томящихся в застенках, половина как минимум скажет, что заслуживает лучшей участи. Но стоит им выйти на волю – куда что девается? Какое вальяжное, пренебрежительное, бросовое отношение к свободе, и стало быть, лучшая доля в их представлении – нечто другое.

Говорят, по-настоящему оценить свободу может только тот, кто за нее борется. И это, наверное, куда ближе к истине. Хотя порой сложно, а то и невозможно произвести оценку, если боролся ты не за личную свою свободу, а за свободу в глобальном смысле. Или вот как в данном случае: Евгений Угорь, Иной третьего уровня, Светлый, приложил немало усилий, пожертвовал комфортом, вызвался добровольцем для весьма болезненных опытов в Институте клинической и экспериментальной медицины – и все без каких-либо гарантий, все ради определенного рода свободы чужих, по сути, людей. Темные, Светлые, дозорные Иные и обитатели общины, знакомые оперативники и незнакомые шаманы – все они оказались в крайне неприятном положении, все ощутили на себе оковы, не позволяющие попасть в Сумрак и воспользоваться Силой. Хотя, фигурально выражаясь, происходящее больше напоминало не надетые кандалы, а массовое заражение неизвестным вирусом. И он рисковал своим здоровьем, своим благополучием – ради того, чтобы этот вирус был уничтожен, чтобы эпидемии не удалось распространиться, чтобы в стационарах не осталось ни одного Иного с подобными симптомами.

Но вышло так, что сей момент свободу обрели не они, а сам Евгений Юрьевич. Нежданно и, вполне возможно, незаслуженно. Однако он ничего не мог с собою поделать и, как бы это ни было эгоистично, ощущал себя, словно мальчишка во время первого поцелуя. «Хотелось летать» и «море по колено» – еще не самые банальные фразы, которыми оперативник, иронизируя, мог бы описать свое состояние. Давно уже ему не было настолько хорошо. И как же здорово, как же прекрасно, что вся эта человеческая наука, все эти исследования и эксперименты остались позади! Может, и впрямь сугубо человеческие методы познания – не для Иных? Может, и впрямь не следует соваться в Сумрак с линейкой и секундомером?