Брендон Сандерсон - Герой Веков

Сэйзед очень жалел, что не оставалось времени на изучение их общества. Пока что все, чем он занимался в Обиталище, было так или иначе связано с Героем Веков и террисийской религией. Он написал целую стопку заметок. Записи на удивление походили на те, что лежали в матерчатой папке, и это расстраивало.

Террисийская религия, как и следовало ожидать, уделяла очень много внимания знаниям и наукам. Мироносцы – так раньше называли хранителей – были святыми мужчинами и женщинами, которые передавали знания, а также несли сведения о боге по имени Терр. Это слово на древнем террисийском языке означало «охранять». Ядро религии составляли истории о том, как Охранитель – или Терр – и Разрушитель соперничали друг с другом; а также различные пророчества о Герое Веков, который считался наследником Охранителя.

Кроме пророчеств, мироносцы учили свой народ умеренности, вере и пониманию. Провозглашали, что лучше строить, чем ломать, – в этом заключался главный принцип их учения. И конечно, описания ритуалов, обрядов, инициаций, правил поведения… Все это выглядело достойно, но едва ли необычно. Даже особое внимание по отношению к наукам встречалось в нескольких десятках других религий, которые Сэйзед уже изучил.

Это почему-то расстраивало. Просто еще одна религия.

А чего же он ждал? Какой-то невероятной доктрины, которая раз и навсегда докажет, что бог существует? Сэйзед чувствовал себя дураком. Более того, чувствовал себя обманутым. Ради чего он пересек империю, ликуя и предвкушая открытие? Просто еще немного слов. Красивых слов, подобных тем, что хранились в его папке, но едва ли убедительных. Неужели он должен был в них поверить просто потому, что этой вере следовал его народ? Почему люди вообще следовали той или иной религии?

Ничто не говорило о том, что Тиндвил была жива. Раздосадованный, Сэйзед окунулся в метапамять, в содержавшиеся там записи хранителей – дневники, письма и другие источники, из которых ученые по крупицам собирали сведения о былых верованиях. Просматривал их, размышлял, перечитывал.

Что же заставляло с такой готовностью обращаться в ту или иную веру? Может быть, причина заключалась в обществе: верили просто потому, что так было принято? Сэйзед читал и пытался убедить себя, что эти люди просто не отличались большим умом и никогда по-настоящему не задавались вопросами веры. Разумеется, они бы заметили нестыковки и противоречия, если бы хоть раз попытались все осмыслить.

Сэйзед сидел с закрытыми глазами; в памяти его, словно сокровища, громоздились дневники, письма… Нет, эти люди вовсе не были глупцами, и постепенно Сэйзед начал осознавать нечто. Нечто о мире, о чувствах, о тех, кто верил.

Раньше он обращал внимание лишь на сами религиозные доктрины – сейчас же вдруг переключился на тех, кто им следовал, опираясь на то, что было о них известно. Раз за разом перечитывая написанные ими слова, он вдруг обнаружил, что верования нельзя отделять от верующих. Сами по себе религии интереса не представляли. Но когда Сэйзед обратился к людям и по-настоящему стал изучать их, ему открылись закономерности.

Почему они верили? Потому что видели чудеса. Обычные совпадения верующие считали знаками. Любимый человек излечился от болезни, состоялась удачная сделка, приключилась встреча с давно потерянным другом. Вовсе не великие доктрины или радикальные воззрения превращали людей в верующих. Все дело было в магии окружающего мира.

«Что там говорил Призрак? Что вера основана на доверии. Доверии тому, кто следит за нами. Тому, кто в конечном счете все исправит, даже если пока что дела идут из рук вон плохо».

Похоже, чтобы поверить, нужно было захотеть. В этом и заключалась главная проблема Сэйзеда. Он хотел, чтобы кто-то или что-то заставило его поверить. Он хотел доказательств.

Но верующие, чьи слова заполняли сейчас его память, сказали бы, что он уже получил доказательства. Разве он не дождался ответа в момент отчаяния? Когда он уже почти сдался, заговорил Тен-Сун. Сэйзед умолял о знаке, и ему был дан знак.

Совпадение? Или провидение?

В конце концов решать, видимо, должен был он сам. Сэйзед медленно вернул письма и дневники в метапамять, опустошив собственную, но сохранив чувства, которые они в нем пробудили. Кем же он станет? Верующим или скептиком? Пока что ни то ни другое не казалось очевидной глупостью.

«Я хочу поверить, – подумал террисиец. – Я потому и потратил столько времени на поиски. Я не могу быть и тем и другим сразу. Мне надо определиться».

Как же поступить? Несколько минут он сидел, погрузившись в раздумья и воспоминания.

«Я попросил о помощи… и мне ответили».

Сэйзед улыбнулся, и все вокруг будто стало немного ярче.

«Бриз был прав, – подумал он, поднимаясь и собирая вещи. – Не вышло из меня атеиста».

Мысль казалась немного легковесной с учетом только что произошедшего. Собирая металлические листы и готовясь к встрече с Первым поколением, Сэйзед понял, что кандра, проходившие мимо его маленькой пещеры, и не подозревали о важном решении, которое он принял.

Но похоже, так оно всегда и случалось. Одни важные решения принимались на поле боя или в зале совещаний – другие случались тихонько, незаметно для остальных. От этого принятое решение не казалось Сэйзеду менее важным. Он будет верить. Не потому, что ему предоставили доказательства, а просто потому, что так решил.

И он понял, что когда-то Вин точно так же решила поверить и довериться их компании. Этому ее научил Кельсер.

«Теперь и я стал твоим учеником, Выживший, – подумал Сэйзед, выходя в туннель и направляясь на встречу с правителями кандра. – Спасибо».

Террисиец шел по каменным коридорам, ощущая радостное нетерпение оттого, что предстоял еще один день разговоров с Первым поколением. Узнав многое об их религии, он намеревался перейти к Первому договору.

Он, Сэйзед, единственный человек, не считая Вседержителя, которому довелось читать этот договор. Удивительно, но члены Первого поколения относились к металлу, на котором тот был высечен, с куда меньшим почтением, чем остальные кандра.

«Конечно, – заворачивая за угол, думал Сэйзед, – в этом есть определенный смысл. Для Первого поколения Вседержитель был другом. Они помнят, как вместе с ним поднимались в горы; да, он был главным, но не богом. Мы ведь тоже не сразу поняли, каким видят Кельсера те, кто в него верует».

Все еще погруженный в размышления, Сэйзед дошел до Сокровенного места, чьи металлические двери оказались открыты. Оказавшись внутри, остановился. Первое поколение, как обычно, поджидало в своих нишах. Они не спускались, пока Сэйзед не закрывал двери. К его удивлению, зал оказался полон: Второе поколение со своих трибун обращалось к многочисленным кандра, которые, хоть и были куда более сдержанны, чем люди в подобной обстановке, все же демонстрировали признаки взволнованности.