Стелла Геммел - Город

– Как я понимаю, у супругов пятеро сыновей, госпожа. Уже взрослые, у всех дети. А сама госпожа…

– Да?

Голубые глаза смотрели пронизывающе.

– Она… У нее вправду замечательные глаза, моя госпожа.

Правду сказать, у жены полководца была лошадиная физиономия, кожа в оспинах и нос картошкой. Однако она прекрасно справлялась с ролью матери семейства, производившего военачальников: в этом смысле Керры брали не качеством, а количеством. По крайней мере, так рассказывали Амите.

Петалина продолжала пристально рассматривать новую служанку. Потом уголок ее губ пополз вверх, она хихикнула. И наконец, к удивлению Амиты, красотка медленно ушла под воду вся целиком, так, что наружу торчал лишь ворох кудрей на макушке. Потом в ванне забулькали пузыри, и голова вновь появилась. По лицу госпожи сбегала вода, Петалина, ликуя, улыбнулась горничной:

– Думается, Амита, мы с тобой поладим.

Когда Петалина была извлечена из ванны, обсушена и напудрена, точно младенец присыпкой, облачена в белый шелковый халат и устроена на диване для послеполуденного отдыха, Амита отправилась в обширные гардеробные, где хранились бесчисленные наряды госпожи. Для этого потребовалось выйти наружу, пересечь садик, расположенный в тени дворцовой стены, и миновать коридор, подводивший к задней части покоев. Этот проход ей показала какая-то из младших девушек, постоянно жаловавшаяся на неудобство расположения. Вслух Амита с ней согласилась, но на самом деле такое обстоятельство было ей только на руку, ибо давало повод выходить в садик, когда только ей хотелось.

Гардеробных, и очень немаленьких, было аж три: для дневных платьев, для роскошных вечерних, для плащей и накидок. Башмачки, перчатки, муфточки и шляпки хранились в четвертой комнате, заполненной шкафами, полками, ящичками. Под рукой находились только шелковые халаты да еще белье.

Амита не без труда разыскала тонюсенькое хлопковое платье в синюю и кремовую полоску. Надеясь, что выбрала то самое, она завернула его в льняное покрывало и понесла в передние комнаты, на всякий случай держа высоко над землей. Ступив в прихожую, она услышала доносившийся из гостиной Петалины низкий мужской голос.

И что теперь делать? Амита замешкалась. Нести платье в спальню? Но если дверь в гостиную открыта, она увидит находящихся там и сама будет замечена. Ей внушали, что прислуга должна быть слепа и глуха ко всему, что касалось домашней жизни хозяев, и сама должна быть невидима. Прикусив губу, она толкнула дверь в спальню. Пересекла комнату, мерцавшую розовыми и кремовыми тонами, и, старательно держась спиной к двери в гостиную, развесила платье, сняла покрывало и бережно отряхнула.

– Амита!

Голос Петалины прозвучал повелительно. Амита послушно выглянула в гостиную.

У окна, опираясь на трость, стоял худой мужчина с обветренной кожей. Загорелая лысая голова, пышные седые усы… Он смотрел на хозяйку покоев, облаченную в тоненькие шелка, Амиту же удостоил лишь мимолетного взгляда.

– Пока можешь быть свободна, – по-деловому сказала ей Петалина. – Явишься ко мне за час до заката. Пока ступай к Эссайос, пусть подберет тебе три новые сорочки. Где здесь едят, знаешь?

Амита кивнула, и Петалина отпустила ее движением надушенных пальчиков. Выйдя из комнаты, девушка тихонько притворила за собой дверь. Но не сразу ушла, а прислушалась.

Говорили негромко, но в этот послеполуденный час кругом было так тихо, что она все отчетливо слышала.

– Завтра он возвращается с востока, – сказал посетитель. – Я решил переговорить сперва с тобой.

– Он прислал записку, сообщая, что будет на рассвете, – отозвалась Петалина таким серьезным голосом, какого Амита от нее еще не слыхала. – А я думала, что до зимы его не увижу.

– Зачем он здесь?

– Случилось нечто важное, – небрежно ответила Петалина. – Что-то нашлось, а может, потерялось. Все время что-то происходит… Не являлся бы ты сюда при свете дня, Дол Салида. Тебя слишком легко узнать. Что мешает нашим полночным свиданиям?

– Если меня заметят входящим в твои комнаты посреди ночи, Марцелл мне голову оторвет. – Мужчина хмыкнул. – Если же меня застукают днем, можно будет состряпать какое-нибудь невинное объяснение…

– В этом дворце невинных объяснений не бывает, – рассмеялась Петалина.

После этого они то ли начали шептаться, то ли отодвинулись в глубину помещения. Во всяком случае, Амите больше ничего подслушать не удалось.

Замечтавшись, девушка смотрела на свое отражение в листе полированной белой жести, украшавшей главную дверь в комнаты Петалины. Да уж, не красавица. В детстве ее часто называли дурнушкой. Самым лучшим в ее внешности были густые светлые волосы; она, бывало, пряталась за их занавесом. Сейчас волос не было видно под скромным серым платком. На худом костистом лице выделялись темные брови и обеспокоенные глаза.

Ей было двенадцать, когда они с Элайджей бежали из Города. Теперь ей двадцать, а ему – восемнадцать. Эмли, должно быть, исполнилось бы шестнадцать… Думая о себе и об Элайдже, Амита неизменно вспоминала и об Эмли, потому что Элайджа так поступал. Еще она знала: если его сестра жива, когда-нибудь он ее непременно найдет, и тогда ей, Амите, придется покинуть его. Пытаясь представить себе Эмли, Амита воображала ее похожей на брата: темненькой, тонкокостной, с добрыми глазами и замечательной улыбкой. Где-то он теперь? В душе шевельнулся невольный страх.

После нескольких недель плавания Амита с Элайджей сошли с корабля в незнакомой стране. Там были зеленые холмы и серый песок вдоль моря. Их поселили в семье судовладельца. В то время они еще всего боялись, привыкнув в Городе к вечному страху. Но жена хозяина вскоре обучила их языку островитян и грамоте. Некоторое время они даже в школу ходили. Счастливая пора!

Но потом за ними прибыл корабль. Они в ужасе решили, что их отправят назад, в Город, и грустно попрощались с доброй женщиной и островом. Однако их сперва повезли через море, потом они много дней путешествовали сушей и наконец оказались в небольшой земледельческой общине. Там они вновь встретились с человеком по имени Джил, и он стал их воспитателем и наставником. Им пришлось засесть за непростую и таинственную письменность былых времен Города, давно вышедшую из повседневного употребления и сохранившуюся лишь в некоторых имперских документах.

Покинув комнаты Петалины, Амита свернула налево и пошла длинным коридором, уводившим вглубь дворца. Немного поплутав, она разыскала Эссайос. Набравшись терпения, девушка отдалась в руки вечно угрюмой домоправительницы южного крыла: та принялась медленно и методично снимать с нее мерку для одежды, приличной дворцовой служанке, после чего стала просвещать относительно ее обязанностей. Петалина загодя предупредила Амиту, что бабку слушать нужно вполуха, а лучше вовсе не слушать, однако наживать себе лишних врагов определенно не стоило. Так что Амита, безропотно опустив голову, выслушала строгое наставление: куда ей ходить, а куда – нет, не сметь обращаться к господам и не поднимать глаз, даже если те сами к ней обратятся, сберегать еду, воду и топливо, а также где и что она не имеет права есть. Ну и по мелочи: об одежде, манерах и ее положении, которое, если уж на то пошло, вовсе никакое.