Дмитрий Казаков - Аллоды. Игра в чертогах смерти

Баул стоял там же, где и вчера вечером, и то ладно.

Вздумай Эрэм оставить спутника, он бы прихватил поклажу с собой.

Спустившись вниз, Расин обнаружил скучавшего за стойкой хозяина, а за столиком в углу – могучего, поперек себя шире орка, деловито опустошавшего большой горшок с какой-то снедью.

– Чего изволите? – спросил владелец «Толстой кошки», прыщавый, с неприятным скользким взглядом.

– А что найдется поесть? – вопросом ответил Расин.

– Тыквенная каша с говядиной. Яичницу могу пожарить. Сыра немного осталось.

– Давай кашу, и воды кружку.

Вчера отведал местного пива, и решил, что уж лучше бы заказал лошадиной мочи.

Едва уселся, как входная дверь распахнулась, и внутрь зашли еще трое орков, и вот тут Расин слегка напрягся – там, где в большом количестве собираются эти могучие и буйные парни, не избежать шума.

А четверо – это вполне достаточно для того, чтобы разнести «Толстую кошку» по камушку.

– Эй, Мосол! – гаркнул один из вновь появившихся, рыжий, с ехидным оскалом во всю физиономию. – Как я рад тебя видеть! И парни тоже рады, видишь, чуть не плачут?!

Парни, больше похожие на ожившие скалы, обозначили радость угрюмым бурчанием.

– Ну так и я рад, – необычайно звонким голосом ответил тот орк, которого назвали Мослом, отодвигая в сторону горшок. – И на радостях я могу даже спеть для вас. Хотите?

Предложение рыжего, похоже, озадачило, он на момент даже замер, выпучив глаза и отвесив челюсть.

– Э… чего изволите? Чего изволите? – появился рядом с тремя громилами хозяин.

– Отвали, насекомое, – махнул лапищей рыжий.

Мосол тем временем извлек из-под стола похожий на лютню инструмент, пробежал по струнам гибкими пальцами.

– Как-то раз один осел проиграл в гоблинобол, – пропел он, издевательски щурясь. – Проиграл он, проиграл, за деньгами побежал… На коленях он молил, но лишь фигу получил… Но и фига благодать, если что-то надо жрааааааааать!

Последнее слово растянул на длину трех, да еще и подмигнул.

– Ты на что намекаешь? – спросил рыжий, сжимая кулачищи.

– Да ни на что не намекаю, – Мосол спокойно отложил лютню. – Говорю прямо. Безмозглый осел ты.

Общий зал «Толстой кошки» огласился яростным ревом, хозяин испуганной мышью юркнул за стойку. Трое ринулись вперед, но орк-певец ловко опрокинул стол и укрылся за ним, в руке у него оказался тяжелый табурет.

Рыжий бежал первым, он же первым и получил этим табуретом по голове.

Раздался короткий треск, в стороны полетели щепки, в руке Мосла осталась ножка.

– Гм, неудача, – констатировал он, подхватывая с пола лютню и бросая ее Расину. – Лови!

Тот сцапал инструмент на лету.

Слегка оглушенный рыжий остался стоять на месте, покачиваясь и вращая налитыми кровью глазами. Но двое его приятелей догадались обойти стол с разных сторон, и в воздухе замелькали тяжелые кулаки.

Брызнула кровь, Мосол отступил, шатаясь под градом ударов, которые он не успевал парировать. Странно, что он не попытался прорваться к двери и ускользнуть… хотя чего странного, это же орки, чуть ли не любой из этого народа предпочтет умереть, но не отступить.

Рыжий встряхнулся, точно огромный кот, в лапище его появился кривой нож.

– Ну все, Мосол, ты покойник! – рявкнул он.

– Сомневаюсь, – низкий, грудной женский голос донесся с лестницы, ведущей на второй этаж.

На ступеньках стояла орчиха в штанах и кожаной безрукавке, едва сходившейся на мощной груди. Талия ее была узка даже по человеческим или эльфийским меркам, зато широкие плечи и покрытые шрамами руки бугрились мышцами, а на лице застыло хищное выражение.

Булаву она держала с той небрежностью, что отличает мастера.

– Э? Что? – успел только спросить рыжий.

Орчиха легко перемахнула через перила, за спиной ее взметнулась русая коса. Пронзительный боевой клич зазвенел в ушах, заставил Расина поморщиться, а хозяина – спрятаться под стойку.

– Ыыыы! – взревел рыжий, замахиваясь ножом.

С таким же успехом он мог ловить ветер решетом.

Орчиха, хрупкая и маленькая рядом с сородичами-мужчинами, поднырнула под удар. Выбросила вперед руку, и булава с обманчивой легкостью прикоснулась к виску рыжего.

Тот зашатался и опрокинулся назад, прямо на один из столов.

Толстые, в два пальца доски заскрипели и не выдержали, с треском проломились. Орчиха, не обращая больше внимания на поверженного врага, бросилась туда, где Мосол продолжал отбиваться от двоих.

Он с трудом ворочал левой рукой, тяжело дышал, плюс заработал синяк под глазом, но пока держался.

Булава дважды подряд с тихим стуком соприкоснулась с затылком, два обеспамятевших тела упали на пол.

– Вовремя ты, – сказал певец, и принялся слизывать кровь с разбитых костяшек.

– Как всегда, – гордо заявила орчиха. – А где твой инструмент?

– Ну что, вы закончили? – вмешался в разговор хозяин, выбравшийся из-под стойки с готовым к стрельбе арбалетом в руках: на тетиву он наложил толстый болт, способный сбить с седла паладина в доспехах, ну и тем более продырявить даже самого толстошкурого орка. – Так-так-так, посмотрим, и кто мне за все это заплатит? А ну-ка?

– Могу и я, – великодушно пообещал Мосол. – Только осмотрю их карманы. Инструмент в порядке, вон у него на хранении… – и он махнул ручищей в сторону Расина.

Тому достался подозрительный взгляд орчихи.

– И не забудь мусор выкинуть, – велел хозяин, наблюдая за тем, как певец сноровисто обшаривает поверженных сородичей. – Прямо во двор, только в тенечек… Иначе поджарятся.

Ну да, солнышко Суслангера – штука опасная.

– Где мой завтрак? – осведомился Расин, когда певец и орчиха выволокли сородичей за дверь.

– А, да, сейчас принесу, – и хозяин, оставив арбалет на стойке, исчез на кухне.

Вернувшись, притащил горшок, из которого пахло распаренной тыквой и горячим мясом. Бухнул рядом запотевший кувшин с водой и глиняную кружку с обгрызенным краем.

– Нам тоже пить охота, – заявил Мосол, возвращаясь. – Подай вон туда!

И указал за тот стол, где сидел Расин.

– Мое имя ты слышал, – заявил певец, опускаясь на табуретку напротив хадаганца. – А это моя жена, ее зовут Кость, и она женщина скромная и миролюбивая… почти всегда.

Он игриво подмигнул супруге, а та показала мужу татуированный язык.

– Очень рад, – сказал Расин, пододвигая лютню владельцу.

Собственного имени, даже вымышленного, которым пользовался на Суслангере, он не назвал – в конце концов, он этим оркам ничего не должен, а если его сочтут грубияном, то невелика беда.

– Ты сохранил мой инструмент, – продолжил Мосол как ни в чем не бывало. – Говорю прямо – спасибо, и если хочешь, то я готов порадовать тебя песней. Какой угодно. Выбирай.