Василий Горъ - Щит

Вглядевшись в белое, покрытое бисеринками пота лицо этого самого «другого», я недоуменно посмотрел на «дятла»:

— А его-то за что? Я вижу этого человека в первый раз в жизни!

Как ни странно, ответил не дознаватель, а хозяин пыточной:

— Знаем… И есть за что — этого типа зовут Гваалом по прозвищу Рваное Ухо. В недавнем прошлом он был членом гильдии кожевников, жил в Олдарре, мял кожу и в ус не дул. Казалось бы, что еще нужно для счастья? Ан нет, услышав о мятеже, он решил подзаработать на чужом горе, бросил все свои дела, примчался в Аверон и примкнул к одному из отрядов сторонников графа Варлана…

— А какое это имеет отношение к моему делу? — удивленно спросил я.

— Никакого! — усмехнулся палач. — У Гваала — свои грехи, у тебя — свои…

— Ничего не понимаю…

— А что тут понимать? — осклабился «дятел». — Выбивать из тебя признание мы ПОКА не можем. Зато можем показать, как мы БУДЕМ это делать тогда, когда получим разрешение…

Я равнодушно пожал плечами:

— Я был в своем праве. Значит, меня признают невиновным. Впрочем, помешать я вам не могу — показывайте! Может, научусь чему-нибудь новому.

Душегубец пристально посмотрел на меня и… фыркнул:

— То, что тебе приходилось кого-то пытать, — тебе не поможет: делать самому и знать, что вот так будут пытать тебя, — далеко не одно и то же!

Палач оказался прав: уже через полчаса после начала экзекуции я забыл о том, что не раз и не два сам выбивал нужную мне информацию, и ощутил себя жертвой! И не просто ощутил — я стал представлять себе все то, что испытывал Рваное Ухо: невыносимую боль, которую причиняли раскаленные прутья жаровни-решетки, жар от углей, которые раздувал помощник Душегубца, ожоги от капель кипящего масла, падающих на грудь Гваала, и многое другое.

Погружение в чужую боль длилось целую вечность. И закончилось только тогда, когда я вдруг понял, что кожевник, рвущий глотку от боли, немой!!! То есть не в состоянии отвечать на вопросы палачей даже при очень большом желании!!!

Я нахмурил брови, изо всех сил сжал зубы и… наткнулся на насмешливый взгляд Душегубца:

— Ну, наконец-то!

Что он имел в виду, я не понял. Ибо в этот момент думал о том, что человек, лежащий на жаровне, — жертва. О том, что пытать человека просто так — хуже убийства. И о том, что мое недеяние наверняка будет сочтено ошибкой.

Принять решение оказалось до безумия сложно. Однако после того, как я понял, что и как ДОЛЖЕН сделать, на меня снизошло воистину божественное спокойствие: я за несколько мгновений просчитал рисунок будущего боя, расслабился и даже произнес первое слово из фразы, дарующей Благословение Двуликого. А потом в голове что-то вспыхнуло, и я потерял сознание.

Возвращаться в сознание было крайне неприятно: в ушах звенело, в глазах мелькали разноцветные пятна, а во рту ощущался привкус чего-то кислого.

… — Мешочек с песком: падаешь, как подрубленный — и никаких следов! — раздалось над головой.

Я кое-как открыл глаза и увидел перед собой угрюмое лицо палача:

— Слышь, Нелюдь, а чего это ты вдруг задергался?

— Гваал… не… немой! — с трудом ворочая языком, пробормотал я. — И — черный. Значит, писать… не… умеет. И не расскажет ничего, даже… даже если вы… запытаете его до смерти.

— Все, что мы хотели узнать, он уже рассказал, — донеслось откуда-то справа. — Еще до того, как мы вырвали ему язык. А сейчас он служит нам средством устрашения.

— Виноват — казните! — возмутился я. — Зачем мучить зря?

— Зря? Да на нем крови больше, чем на тебе! Хотя нет, не больше. Но и не меньше…

— Ну, и кто из нас Нелюдь? — выдохнул я и закрыл глаза.

— Поднимите. И заставьте смотреть дальше.

… — Пи-и-ить… — Хрип, донесшийся справа, заставил меня отвлечься от своих мыслей и до хруста сжать кулаки: у соседа справа, скорее всего, воспалились раны и началась горячка.

Помочь ему мне было нечем, однако я встал с нар, вгляделся в темноту и кое-как нащупал его лоб.

Он оказался горячим. И таким шершавым, словно вместо кожи его покрывала чешуя.

Я удивился: чтобы получить по голове, надо было сопротивляться палачам. Что, как я убедился на собственном опыте, было проблематично. Кроме того, в случае сопротивления они пользовались мешочком с песком, который не повреждал кожу. Получалось, что…

Чтобы проверить мелькнувшую в голове мысль, я сдвинул руку чуть ниже и криво усмехнулся: на месте, где должны были находиться глаза, пальцы встретили пустоту!

«Перевертыш [51] Перевертыш — в просторечии сотрудник тайной службы другого государства. По законам королевства Вейнар, пойманные с поличным, таковые приговариваются к ослеплению. , наверное. Получил по заслугам…» — угрюмо подумал я. Потом вспомнил о кожевнике, лежащем у противоположной стены, и подумал, что компания в камере подобралась просто замечательная — соглядатай, мятежник и слуга Бога-Отступника!

«Ну, и чем я все это заслужил?» — уставившись в потолок, мысленно поинтересовался я.

Вопрос, адресованный Двуликому, не пропал втуне: не прошло и минуты, как за дверью раздалось еле слышное шарканье.

В камере мгновенно стало тихо: мои соседи, которые еще мгновение назад, казалось, не ощущали ничего, кроме собственной боли, перестали не только стонать, но и дышать.

Щели между заслонкой смотрового окошка и дверью налились алым.

Скрипнуло кольцо на стене, в которое, наверное, вставили факел.

Зазвенели ключи, упавшие на пол.

Приглушенно выругался стражник.

Лязгнул отпираемый замок.

В камере остро запахло мочой.

— Эй, Бездушный! Марш к стене!

Здесь, в подвале, тюремщики вели себя не так, как на верхних этажах: вместо того, чтобы сначала заглянуть внутрь и удостовериться, что заключенные находятся на своих нарах, они бесстрашно открывали дверь, входили внутрь, хватали нужное тело за первую попавшуюся под руку конечность и волокли в пыточную.

С теми, кто пытался сопротивляться, особо не церемонились: скажем, одному из моих сокамерников, пытавшемуся уцепиться за свои нары, походя сломали обе руки. А потом, вытаскивая в коридор, от души приложили головой о дверь — видимо, чтобы не вздумал уцепиться еще и за нее. Поэтому, услышав свое имя и команду, я решил, что ослышался.

Не дождавшись моей реакции, мордастое создание раза в два шире и в полтора раза ниже меня злобно сплюнуло на пол, приподняло факел и угрожающе зашипело:

— Ты что, оглох? К стене! Живо!!!

Я сглотнул подступивший к горлу комок, несколько раз сжал и разжал пальцы, а потом медленно встал:

— Иду.

Дубинка, зажатая в руке тюремщика, провернулась в воздухе и шлепнула по ноге… своего хозяина: