Антон Корнилов - Урожденный дворянин

Переверзев минуту помедлил, прежде чем ответить. Его вдруг охватило ощущение необычности происходящего. Он взглянул на Ломова, и понял, что тот испытывает нечто подобное – хотя и пытается скрыть это.

Никита же, ожидая показаний Николая Степановича, не мог отделаться от назойливо пульсирующей мысли: «Началось… началось… началось…» – смешанной с неким тревожно-радостным удивлением от того, что он – смог.

И Мария Семеновна тоже явственно почувствовала, как, натужно хрустнув, сломились накатанные рельсы обыденности. И открылся впереди никогда не изведанный, сулящий что-то совершенно новое, простор.

Инстинктивно ощутила волнение находящихся с ней в одном кабинете людей и Настя. И тоже взволновалась. Хотя вряд ли полностью отдавала себе отчет – почему именно.

Витька Гогин, дергая себя за бороду, задорно сверкал глазами, вертя во все стороны косматой головой.

Только Олег оставался спокоен. По его мнению все шло так, как и должно идти.

– В ночь с третье на четвертое июня около трех тридцати я закончил смену… – приступил к даче показаний бывший прапорщик Николай Степанович Переверзев.

«Историчка» Изольда Карповна (или просто – Карповна, как ее называли ученики) являлась единственным преподавателем в детском доме номер четыре города Саратова, не совмещавшим в своем лице функции преподавателя и воспитателя. Подобную нагрузку Карповна просто не потянула бы в силу возраста – в этом году ей исполнилось шестьдесят восемь лет. Хоть зарплата «приходящего» учителя была и крохотной (вполовину меньше получаемой Карповной пенсии), но «историчка», в обход существующих правил, еще имела право обедать в детдомовской столовой и даже кое-что уносить с кухни домой. Собственно, главным образом именно это обстоятельство и заставляло старушку каждый день, кроме выходных, – и в зной, и в мороз – трястись на автобусе через весь город в детдом.

Впрочем, Карповна обладала завидным для своих лет запасом жизненной энергии, ибо принадлежала к закаленному комсомольскими стройками поколению, представителей которого определенные экземпляры более юного возраста обычно провожают ядовитым шипением: «Ничего их не берет, совков проклятых, а молодым жить негде!..»

Детдомовцы престарелую «историчку» не очень любили. И не сказать, что уважали, скорее – побаивались. Ибо, с трудом передвигаясь (второе прозвище ее было – Боевая Черепаха), на слух и зрение Карповна не жаловалась, и о любом, даже малейшем нарушении дисциплины добросовестно докладывала Марии Семеновне.

…В то утро – спустя шесть дней после визита в районное отделение полиции – Боевая Черепаха остановила директора в коридоре. Вопреки обыкновению, всегда каменно спокойная Изольда Карповна выглядела крайне взволнованной. Коричневый сморщенный рот ее подергивался, складчатый подбородок дрожал.

– Что с вами? – всплеснула руками Мария Семеновна.

– ЧП! – коротко сообщила Карповна. – Среди ваших воспитанников распространяются фашистские настроения!

Мария Семеновна ахнула. В ее воображении вмиг возникла грохочущая тяжелыми ботинками по детдомовским коридорам колонна бритоголовых, татуированных свастиками парней… Но в ту же секунду она опомнилась. Какие еще, к дьяволу, фашисты?

– Подробнее, пожалуйста, Изольда Карповна, – спокойнее проговорила она. – Кем распространяются? Где?

– В классном помещении! – отрапортовала Боевая Черепаха. – Во время учебного процесса! Учеником одиннадцатого класса Олегом Трегреем!

Мария Семеновна очень удивилась:

– Олег? Фашистские настроения?

– Именно! – отчеканила Карповна. И перешла с официального тона на более неформальный. – Понимаете, Мария Семеновна, на уроке зашел разговор об институте народного депутатства… впоследствии опохабленного ельцинской бандой, – не удержавшись, добавила она. – Тут поднимается Трегрей и говорит, что этот институт абсолютно неэффективен. Я, следуя этике дискуссии, поинтересовалась: почему? Ведь изначально институт народного депутатства – есть один из столпов власти народа! Единственно справедливой власти в истории человечества! А он как пошел, как пошел!..

– Что пошел? – уточнила директор.

– Пропагандировать! – взмахнула сухоньким кулачком Боевая Черепаха. – Вы знаете, что он говорил? Дескать, в обществе имеется лишь около пяти процентов людей, способных управлять и править, – как он выразился: элита! Еще около пятнадцати процентов способны… – она закатила глаза, вспоминая, – э-э-э… способны овладеть критическим стилем мышления и приблизиться к адекватной оценке ситуации… Но эти пятнадцать процентов все-таки ведомы. А остальные восемьдесят процентов… – Изольда Карповна развела руками, будто хотела обнять что-то очень большое, – то есть, практически весь народ – слепое быдло, совершенно неспособное жить самостоятельно. Народ! – еще раз подчеркнула она. – Быдло!

– Он так и сказал: быдло? – уточнила Мария Семеновна.

– Он сказал… «полноуправляемая часть населения», вот как он сказал! Это разве не то же самое?

Мария Семеновна вздохнула. Взяла под руку Изольду Карповну и повела ее по коридору по направлению к своему кабинету. Престарелая «историчка» не в первый раз беспокоила директора подобного рода «ЧП». В прошлом году она ворвалась в кабинет Марии Семеновны с известием о том, что мясные консервы, которые передали на детдомовскую кухню спонсоры из областного правительства, изготовлены вовсе не из натурального мяса, а из генно-модифицированного, даже разовое употребление которого впоследствии инициирует бесплодие у девочек и мужскую несостоятельность у мальчиков. Ответственность за эту чудовищную диверсию Карповна полностью возложила на Пентагон, руководствуясь в своих выводах оттиском на банках: «Made in USA». А в этом году Изольда Карповна заподозрила детдомовского завхоза Фельдмана в тайных связях с «Моссадом» и даже пыталась организовать за ним слежку. Мария Семеновна после каждого из таких всплесков маразма «исторички» давала себе обещание отправить ее на покой, но всякий раз это обещание не выполняла. Во-первых, Боевая Черепаха хорошо знала свой предмет (правда, исключительно в пределах заученного наизусть учебника). Во-вторых, кому-то из преподавателей-воспитателей взять на себя еще и уроки истории было бы трудно, каждый и так вел по два-три предмета. И в-третьих… ей просто жаль было старушку – отлученная от преподавательской зарплаты, детдомовской кормежки и – главное – от занятий любимым делом Изольда Карповна долго бы не протянула…

– Я сейчас чай заварю, – успокаивающе заговорила Мария Семеновна. – Разве можно так волноваться в вашем возрасте? Да еще и из-за всякой ерунды?