Гарет Ханрахан - Сломленный бог

Разбилось стекло – с той стороны улицы швырнули бутылку. По рыбьей спине побежала синяя кровь. Тут же на создание посыпался град камней. Насколько могла судить Кари, метатели нисколько не боялись, им просто докучало, что существо не дает спать. Словно городской пропойца орет во все жабры посреди ночи. Существо покорно стояло, принимая наказание.

Оно снова захлопало в окно, словно именно за ней и явилось.

«Хрен с вами. Нет смысла отсиживаться». Кари сграбастала и закинула за спину ранец. Чуть не поскользнулась в илистой грязи под весом чертовой книги. Потихоньку выбралась на улицу. Кто-то сверху выкрикнул проклятие и кинул бутылкой в нее. Бутылка разбилась о стену, обдавая стекляшками. Кари подобрала камень и бросила в то окно. Ее бросок удался получше – через секунду раздалось значительно более громкое проклятие, и окно с треском закрылось.

Рыбоголовое существо – морской монах, так она решила его называть, – тронулось с места. Было что-то нелепо торжественное, даже возвышенное в его ходьбе враскачку по занесенной илом улице, с волоком на себе рыбьей туши. Невиданное создание брело под горку, Кари за ним, держась в темноте, поодаль от мерцания существа. Насколько она могла разглядеть, в этот час на улицах Ушкета, кроме нее, людей не было. Солнце едва перевалило за плечо Утеса, и на запад простирались длинные тени. Рассвет обрисовал городок. Дома со сводами больших окон, красной черепицей крыш, выбеленными стенами. Зеленые тенистые дворы, предлагавшие отдых от летнего зноя.

Она была права насчет преобразившейся земной поверхности. Ушкет восседал на склоне, в прошлом высоко над морем. Теперь же море плескалось посреди города. Падая сквозь промежутки меж зданий, рассветные лучи сверкали на воде ослепительно ярко. Уровень океана поднялся на сотни футов – или же сам остров оказался притоплен, погружен вглубь занебесным гневом ишмирского Кракена. Когда боги идут воевать, первой жертвой становится привычное мироустройство.

Морской монах вел ее через город. Вчера вечером она поднималась на холм по другому маршруту. Улицы были так же зловеще пусты, однако уже было слышно, как просыпаются верхние этажи. Посматривая вверх, она видела веревочные мосты и канатные дорожки, что перекрещивались над головой, соединяя дома. Ушкетский люд перебрался повыше, оставив улицы на милость приливных волн. На веревочных путях показывались ранние пташки из местных обитателей, кто-то из них вполне мог быть вооружен. Она старалась двигаться незаметно, но морской монах не замедлял ход, а илистая земля была коварна, и по меньшей мере один здешний засек ее с высоты. Она ссутулила плечи и продолжала идти. Сдвинула поклажу так, чтобы не бросалось в глаза, что она несет достойные грабежа ценности.

Из разных переулков стали, шаркая, появляться другие морские монахи. Это настоящая сходка, целое стадо ходячих трупов, волочащих гигантские рыбины.

Все рыбы пучили друг на друга глаза, их носители-зомби мерно топали по грязи. Кари держалась поближе к своему монаху, хотя у нее уже появились сомнения насчет всей этой задумки. Может, она совершенно неверно истолковала намерения существа. Едрить, да у него, может, и нет никаких намерений, и все это сплошная тупость, какой и кажется с виду.

Вереница морских монахов прошествовала под арку, и вот они уже на краю города, на открытом склоне. На стенах Ушкета стоят часовые, но они не заметили Кари, выскользнувшую наружу. Шествие продолжалось до новообразованного побережья, где волны бились об останки затопленных виноградников. Здесь было корабельное кладбище – дюжина ободранных корпусов, обглоданных остовов гнила без хозяев. Носы их были повернуты к дороге, а корму омывало отливом. Многие частично разломаны, без мачт. Их вытаскивали из воды – судя по бороздам, по вывороченной земле, похожей на застывшие рыже-бурые волны вокруг килей. Кто-то огромный – дракон, пришла догадка, раз в городе гребаные гхирданцы, – выдернул корабли из моря и побросал, разбитые, на берегу. Они напоминали выбросившихся китов.

Поочередно морские монахи заходили в воду. В море эти создания неожиданно обретали изящество, их человечьи тела обмякали и волочились за резвящейся юркой рыбой. Они взмывали на бурунах и уплывали в это новое море.

Все, кроме ее монаха. Этот забрел в прибой и топтался на месте. Уставился на нее рыбьим глазом, затем с запинкой поднял человечью руку и указал на корабль, из более-менее целых.

Кари рванула по илистому склону к старой посудине. Когда она оглянулась, монаха не было.

Неподвижность, вот что смутило ее. Она по-прежнему знала на «Розе» каждый дюйм, могла по памяти обойти все отсеки. Это был ее корабль, ее дом, ее спасение. Это «Роза» унесла Кари из Гвердона, прочь от семейной пагубы, прочь от теткиной ругани и мучений, прочь от черных железных грез.

Корабль подарил Кари жизнь.

Но он был совершенно недвижным. Раньше «Роза» катилась по волнам. Кари чувствовала сквозь палубу каждое дуновение ветра, каждый толчок океана. Теперь же корабль был, как прибитое к берегу мертвое тело, холодным и безмолвным.

Она пролезла через пробоину в корпусе и забралась в носовой трюм. Переднюю часть корабя основательно залило. Она с плеском прошагала по стоячей воде до трапа и выскочила на палубу. «Роза» накренилась набок; палуба образовала уклон, как будто корабль подхватило бесконечной волной. Дверца на корму, в каюту команды, была открыта, и Кари уставилась в проем и долго, долго смотрела. На протяжении пяти лет здесь был ее дом, первый настоящий дом. Никогда тетина усадьба в Вельдакре не была к ней так гостеприимна и не дарила столько любви, как эта тесная каморка под бушпритом. Безотчетно, словно завороженная чарами прошлого, Кари опять вошла туда, кончиками пальцев ощупывая воспоминания.

Вот справа лежак, где спал старший помощник, Адро. А Дол Мартайн – с другой стороны. Она невольно отклонилась правее, избегая пустую койку – Мартайн вломил бы любому, кто его разбудит. О боги, она же его ненавидела, до сих пор ненавидит, но отчего и об этом ей радостно вспоминать.

Она пригнулась, уворачиваясь от лампы, которая прежде висела на этом месте, перешагнула через расставленные в памяти ящики Кока. На переборках ржавели крючья – раньше на них качались гамаки, между холстин было не пройти, команда «Розы» жалась друг к другу теснее обитателей ночлежки. Рундуки и клети с припасами, разломанные, пустые. На полу грязно, и это до того неправильно, что проняло ее до костей. Кари воровала из церквей, дралась со святыми и даже убила богиню, но вот оно – настоящее богохульство.

Наконец она присела на койку. На минуту вообразила, каково было бы сейчас выйти из времени, шагнуть сквозь года и поговорить с той девчонкой, которая только что поднялась на борт и в тошноте морской болезни свернулась на этой койке. Переодетой в мальчишку и отчаянно пытающейся сообразить, как сходить в туалет, не выдав своей тайны. Единственной тайны, как тогда ей казалось. «Если ты когда-нибудь вернешься в Гвердон, – обратилась Кари к двенадцатилетке, – то охренеешь от жути и странностей. У тебя будут друзья, и один из них превратится в царя упырей. А второго убьют. А потом ты станешь мстительной святой, ненадолго, и это будет забавно – но только будет убивать его снова, и ты поплывешь за полмира, чтобы его спасти. И я еще молчу про богов и алхимию».