Герман Чернышёв - Безумие Таргерта. Книга 1. Рыба на мелководье

Вынужденные пребывать в своём промозглом закутке, горожане ловили рыбу, пили озёрную воду, что, кстати говоря, и могло являться причиной их бесчисленных болезней. Но многие привыкли к этому, и всё, что им требовалось для процветания – изредка выказывать недовольство тем, из поместья, что не бедствовали, ведь там имелись вторые северные ворота, доступные лишь знатным придворным. Через них и проезжали крытые повозки, доверху заполненные разной снедью, одеждой и другими необходимыми вещами, толика которых иногда доходила и до простонародья, когда то делалось чересчур назойливым.

Но в "Стухшей пище" собирались самые что ни на есть благодушные и неприхотливые посетители. Они довольствовались тем, что подносил им трактирщик, их радовала и рыба, которую им случалось вылавливать. На постоялом дворе не бывало выродков, и то ладно. Да и Тьюкса устраивала несложная работёнка, за которую Хью платил неплохие деньги.

Неделю Тьюкс прожил в "Стухшей пище". Можно подумать, что он и позабыл о "списке специалистов по выродкам", о котором поначалу так часто размышлял.

Когда день близился к завершению, Тьюкс – за ним такое водилось – принимался слоняться по округе, разглядывая рыбацкие домики и их хозяев. Вот и сегодняшним вечером он неторопливо прохаживался вдоль Глубокого озера, как внезапно суетливую болтовню снующих горожанок прорезали громогласные слова королевского глашатая.

– Жители Таргерта! – донеслось до Тьюкса. – Жители Ксо! Слушайте! Слушайте и внемлите зову и закону!

Когда Вайтеш очнулся, он ничего не увидел, зато почувствовал, как его глаза надоедливо царапает и щекочет грубо затянутый лоскут ткани. Он потянулся было к лицу, дабы вернуть себе зрение, и тут же осознал, что и сам крепко связан толстой верёвкой. Давно затёкшие плечи попросту перестали ощущать её прикосновения.

Вайтеш дёрнулся, конечности и не думали повиноваться. Тогда он попытался прислушаться. Ничего другого ему не оставалось, он до смерти боялся заговорить в полнейшей тишине. Всё вокруг хранило печальное безмолвие, наконец, вернувшееся обоняние сообщило отнюдь не меньше, чем, как рассчитывалось, поведали бы слух или зрение.

В воздухе таился еле различимый, почти что неосязаемый дурманящий аромат. Вайтеш принюхался, и чем дольше ноздри втягивали воздух, тем отчётливее делался запах – смесь из цветковой пыльцы и срубленного ещё не увядшего дерева. В то же время Вайтеш отчего-то вспомнил старого Сайласа. Он отчётливо ощущал этот аромат каждый раз, когда, проходя дом старика, перекидывался с ним новостями. "Может, это его жена так пахла?" – предположил Вайтеш про себя. Он не хотел произносить вслух ни одной догадки, все они могли быть чистейшей выдумкой разыгравшегося испуганного воображения. В ином случае он тем более не хотел и думать о них.

– Послушайте, я простой сапожник, – пролепетал Вайтеш, окончательно перепугавшись, не нашедшись, что ещё можно сказать. – Прошу вас, развяжите, я не закричу, я же до этого не закричал, так и сейчас не закричу.

Плеча коснулась чья-то нежная рука, и он перестал тараторить. На мгновение игривый свет ослепил его. Щурясь и часто моргая, Вайтеш различил перед собой фигуру в молочно-белом одеянии. Поражённо уставившись на неё, он обнаружил, что это девушка, весьма красивая и ухоженная. Забранные в хвост коричневые волосы скрывались под одеждой. В руке она сжимала белую, как и её наряд, спиралевидную булаву, внутри заострённого навершия полыхало и извивалось пламя.

– Кто ты такой? – нелюбезно спросила незнакомка, будто бы этот вопрос сам собой подразумевался, а неучтивый Вайтеш забыл, что, будучи связанным в какой-то пещере – а это была пещера – сперва нужно представиться, а уж потом всё остальное.

– Вайтеш, – по правде говоря, всё в незнакомке заинтересовало его. – Как твоё имя?

Она хмыкнула в ответ, к слову сказать, не очень-то любезно. Будь Вайтеш не так напуган, он бы возмутился.

– Это совсем не важно… – незнакомка нахмурилась, как если бы её имечко вовсе ей не нравилось. – Ойайя.

– Зачем я связан?

– Глупый вопрос. Чтобы ты не сбежал, разумеется.

Вайтеш обречённо вздохнул.

– Допустим, если бы я и захотел сбежать, то откуда? Где мы?

– В пещере, – Ойайя хмыкнула теперь уже возмущённо.

– Конечно, конечно, в пещере, но где? Я имею в виду, Дуодроуд где-то поблизости?..

– Может быть, – Ойайя, казалось, оскорбляется всё сильнее с каждым вопросом Вайтеша.

– А что я тут делаю?

– Тебе какая разница? И послушай, может, хватит уже дурацких вопросов? Это не я тебя связала.

Вайтеш задумался.

– А кто тогда меня связал?..

– Та девица и связала, – Ойайя безразлично кивнула в сторону. Вайтеш вытянул шею, вглядываясь в темноту, и вдруг весь он задрожал и вжался в стену.

– Она… – его лицо подёргивалось от ужаса.

– Что? – Ойайя выглядела совершенно спокойной. Вайтеш же не мог произнести ничего связного, глядя на отвратительную улыбку Люилы.

– Она мертва?..

– Конечно мертва.

Почерневшие губы Люилы оставались неподвижными, по-прежнему сохраняя её улыбку и после смерти, и будто до сих пор повторяли: "Лю и Ла, я вас ждала. Где сестра, там есть пора".

Вайтеш мысленно вслушивался в беззвучную мелодию и пытался сообразить, было ли в песне имя одной Люилы, и кого она там ждала. "Она что-то сказала про "любимого папочку", – думал он. – А кто сказал, что у "любимого папочки" нет других деток?.."

Раздумья прервались. До них вдруг донёсся не то шёпот, не то утробное урчание. Ойайя встрепенулась и взялась за рукоять булавы. Тихое дыхание доносилось с трёх сторон. Пещера наполнилась таким зловонием, что делалось не по себе.

В следующий момент из мрака кинулась хрипящая тень. Вайтеш зажмурился от страха. Открыв глаза, он увидел ещё одну мертвенно-скалящуюся улыбку, таившую за одутловатыми губами гниющие зубы, покрытые чёрными пятнышками. Но эта улыбка принадлежала брату Люилы, Ла.

Вайтеш не мог помочь Ойайе и был благодарен путам за то, что они лишили его этого выбора. Та быстро сновала из стороны в сторону, виднелся лишь слабый огонёк в её булаве. Но иногда он тускло освещал искажённые безобразные физиономии "любимого папочки" Люилы и её сестры. Вайтеш услышал гадкий треск и, разбившись об уродливую улыбку, огонёк потух, обдав искрами всё вокруг. После чего последовал столь же отвратительный стон, когда Ойайя насадила на острую рукоятку Лю, будто назойливую мошку на иголку. Через какое-то время чаша внутри булавы вновь осветила Вайтеша неярким светом. Ойайя приблизилась к пленнику и недовольно спросила:

– Почему ты меня не предупредил?..

– Я и сам не сразу догадался, – всё ещё испуганно проговорил Вайтеш. Ойайя пренебрежительным жестом остановила его, а потом примостилась на том же месте, на котором он впервые увидел её, когда пришёл в чувство, будто ничего и не произошло.