Дэвис Ашура - Завет стали. Орудие предзнаменования. Книга первая

– Я всегда мог видеть подобные лазейки. – Он подумал и поправился: – По крайней мере, мне так кажется. Не совсем уверен, но именно так я победил тех задир в приюте.

Фэйн посмотрел на него с большим уважением.

– Да ты полон сюрпризов.

Синдер помешкал, неуверенный в том, как будет воспринят его следующий вопрос:

– Ты можешь делать то, о чем я говорю?

Фэйн издал несколько горький смешок.

– Только иногда. То же касается кадетов, кроме Боунса и, быть может, Дорра. Возможно, в нем есть зачатки того, что ты описываешь. Но в реальности единственные в «Украшенных Сталью», кто может вот так предсказывать исход битвы, это мастер Лирид и мой отец. Но они мастера… – Он одарил Синдера изучающим взглядом. – Вот о чем говоришь ты, понимаешь? О способности уровня мастера.

Синдер удивленно моргнул. Он и понятия не имел.

– Давно ты обладаешь этим навыком? – спросил Фэйн.

– Как я и сказал, сколько себя помню, но это не так уж долго. – Он широко улыбнулся. – Чуть больше пяти месяцев.

Длина его памяти.

– Впервые это случилось в приюте, но на самом деле все прояснилось, только когда ты объяснил мне принципы ведения боя. Эти беседы помогли мне лучше видеть лазейки и дали способность предугадывать то, что может сделать мой противник.

Фэйн тяжело выдохнул.

– Что ж, может, ты и тощенький как хворостинка, но с такой интуицией у тебя есть все шансы далеко пойти. – Он поднял клинок. – Посмотрим, как ты на этот раз справишься.

Зима окончательно установила жестокую власть над Быстромечием, и через неделю после разговора с Фэйном Синдер обнаружил себя сидящим за столом в комнате под названием «Скудоумие». Это было одно из двух мест в «Украшенных Сталью», полностью принадлежавших кадетам. Первым была «Наковальня» – большой тренировочный зал, расположенный в передней части здания, где они боролись, когда погода не позволяла работать на улице.

«Скудоумие» же было местом, где они что-нибудь мастерили. Это была тесная комнатушка, обладающая жизнерадостностью тюремной камеры. В ней стояло несколько длинных столов и лавок, занимавших почти все пространство. Все они были изрыты ямками, изношены и испачканы. Вдобавок ко всему, в воздухе витала еще и смесь едких запахов: воняло маслом, металлом и кожей.

Синдер работал в «Скудоумии» с несколькими другими кадетами: Дорром Корном, Мирком Бассангом и Гораном Грехмиром. Сегодня им дали увольнительную, но Боунс и Сэш решили продолжить тренировки. Из-за снега эти двое состязались в «Наковальне» под неусыпным взором мастера Лирида. Звуки их тренировки разносились по всему дому. Синдер бы присоединился к ним, но он устал до чертиков. Его слабое тело медленно крепло, но даже после всех стараний к концу недели, к выходным, у него не оставалось никаких сил.

Он мог бы поднажать, но где-то внутри осторожный голос предостерегал его от переутомления. Это мнение совпадало со строгим наказом мастера Лирида, который также велел Синдеру давать телу время отдохнуть и расслабиться, восстановиться и усвоить то, чему оно научилось за неделю.

В результате он торчал в «Скудоумии», сидя и таращась на старый кусок кожи, который намеревался превратить в мешочек для монет. Вместо этого творение напоминало ему какую-то опухоль.

Синдер со стоном отвращения отодвинул от себя кожу. У него не было ни таланта работать с ней, ни желания развить его.

– Пустое расточительство, – сказал он, досадливо хмурясь.

Рядом с ним Дорр Корн, старший кадет, сосредоточил свое внимание на часах. Очевидно, он решил, как и Фэйн, создавать часы, и счастливо напевал себе под нос. Услышав жалобы, он прервал пение и, подняв голову, посмотрел на Синдера.

– Ты слишком усердствуешь над тем, что тебе не нравится. Займись чем-нибудь другим. – Он указал на шкаф. – Посмотри там. Там куча материалов, которые могут понравиться тебе больше.

Это казалось лучшей идеей, нежели возиться с дурацкой кожей. Синдер поднялся.

– Ну и раз ты все равно уже встал, сгоняй на кухню и принеси мне поесть, – сказал Дорр, дружелюбно улыбаясь, явно в шутку. Старший кадет был в целом счастливым человеком, и Синдеру он нравился.

– С чего бы? – спросил Синдер. Он остановил взгляд на животе Дорра и убедился, что старший заметил. Живот Дорра едва заметно, но все же выпирал. – К тому же, похоже, ты и так немало съел.

Дорр рассмеялся, поглаживая себя по животу.

– Это всего лишь подкладка, защищающая мои потроха. Она вовсе не делает меня медленнее. А теперь тащи. Это указано в твоем контракте.

– Сам тащи.

– Не-не-не. Новички должны таскать нам еду, – сказал Горан. Из-за того, что он странно шепелявил, слова было трудно разобрать.

– Ага, братишка, – добавил Мирк. – Тащи еду, пока я не втащил тебе сапогом по почкам.

Синдер показал парням грубый жест, заставивший их рассмеяться. Пока они хихикали, он подошел к шкафу, высокому и узкому, занимавшему большую часть угла и высотой почти достигавшему трехметрового потолка.

Он открыл двери шкафа и внимательно рассмотрел то, что находилось внутри: кучу бесполезных запасов. Груду погнутого металла, лоскуты кожи, кусочки дерева, широкие отрезы парусины, цветные нитки и веревочки и множество незаконченных работ, таких как лошадиные подковы, картины и даже одежда. Очевидно, один из кадетов, нынешних или прошлых, попробовал себя в качестве портного.

Однако там не было ничего, что бы его заинтересовало. Синдер продолжил искать, отодвигая в сторону все больше и больше предметов. Наконец, в дальнем углу он увидел кое-что, что разожгло в нем интерес: деревянный футляр. Форма показалась ему знакомой. Он выглядел так, как будто в нем хранился музыкальный инструмент. Сердце Синдера забилось быстрее, как будто он находился в тренировочном дворе.

Он очистил футляр от мусора, засоряющего шкаф. Крышка была закрыта на две защелки, и Синдер их отстегнул. Он медленно поднял крышку, и его охватило чувство, будто он вот-вот разгадает одну из величайших загадок жизни. Внутри на мягкой красной ткани покоился музыкальный инструмент.

Синдер одобрительно присвистнул. Он был прекрасен.

Мандолина.

Так она называлась. До сего момента он даже не знал этого слова. Уже не впервый раз он неожиданно обретал знание. Это случалось часто. Наверное, несмотря на то, что он все еще не мог вспомнить ничего, касающегося Ласточки и событий своей предыдущей жизни, воспоминания не были затуманены полностью. Синдер просто не знал, что знает что-либо, пока какое-то событие не заставляло его заново встречаться с тем, что он и так уже знал. В каком-то смысле это означало, что каждый день был новой возможностью для самопознания.

Синдер аккуратно достал мандолину. Ее поверхность была покрыта тонким слоем пыли, но когда он быстренько протер ее рукавом, дерево мягко заблестело. Струны явно переживали лучшие времена, но наверняка все еще могли извлечь звуки.